Инна Волошина
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
1
2.1
2.2
2.3
3.1
3.2
4.1
4.2
5.1
5.2
6.1
6.2
7.1
7.2
8
9.1
9.2
10.1
10.2
11.1
11.2
12.1
12.2
13.1
13.2
14
15.1
15.2
16.1
16.2
17
18
ГЛАВА 12
Прошло много лет с того дня, когда я принял важное для себя решение. Нужно сказать, что поставленные себе самому запреты возымели силу: мне стало намного легче, я избавился от внутренних противоречий снедавших меня и омрачавших жизнь.
Конечно, я не забыл ничего из прошлого. И, когда непроизвольно вспоминалось то, на что я поставил себе запрет, в такие минуты что-то срабатывало внутри меня, заставляя отвлечься чем-либо и тем самым уйти от воспоминаний прошлого. И жизнь шла своим чередом.
Я опускаю в повествовании более десятка лет, потому что особых событий, о которых мне хотелось бы рассказать, не было. Самым важным для меня на годы стала учёба в Синоде.
На старших уровнях Синода Духовного Образования учиться было сложнее. Поэтому с седьмого по двенадцатый, заключительный уровень на обучение у меня ушло около пяти лет. А с первого по шестой – всего-навсего около года!
И всё же учёба давалось мне легко, может, потому что я не был обременён другими заботами, кроме ведения дома и работы в саду.
После встречи с Вайнером на рудниках, когда с меня были сняты повинности, я обрёл относительную свободу: до начала работы, определённой мне, было времени десятка два лет, а другим меня ничем не обременяли. Учёба стала главным! Что меня немного угнетало, так это неспособность писать стихи. Своего рода это - испытание. Повинности с меня были сняты, а запрет на стихи оставался. Я смирился с таким положением и всецело отдался изучению наук.
По окончании Синода Духовного Образования я год отдыхал. Бывал среди друзей, много путешествовал. Занимался живописью, посвящая ей всё свободное время.
У меня появились новые знакомые. Я уже не чувствовал, как раньше, одиночество. С новыми знакомствами я обретал уверенность в себе. Но самыми близкими были для меня и оставались – Учитель и бабушка, Один и Николос. С Лючией я почему-то не смог обрести более тёплых отношений. Она лишь однажды обронила вскользь:
– Почему именно ты подарил мне эти георгины в самый счастливый для меня день? – она сделала ударение на слово: «ты», и продолжила, - Ведь на твоём месте мог быть и кто-то другой. Так бы я не знала… Ты… и …, - и Лючия быстро ушла.
Откуда мне было знать, почему я, а не кто-то другой подарил ей любимые цветы! Какое это имело или имеет для неё значение? И вообще для меня так и оставалось загадкой откуда в Храме в день венчания Николоса и Лючии у меня в руках появился роскошный букет тёмно-бордовых георгинов?!
Из-за Лючии я стал реже бывать в доме Николоса, но от этого наши отношения не стали хуже. С Учителем и Одином я ещё более сблизился. Мы стали чем-то нераздельным, хоть и виделись не часто. У меня много времени уходило на учёбу. Один тоже продолжал прерванное ранее обучение, а у Учителя была своя работа, в силу этого он подолгу отсутствовал. Но когда мы собирались вместе, для нас это было настоящим праздником.
И вот год отдыха после завершения учёбы в Синоде позади! Мне пришло время поступить в Синод Вселенских Истин. По праву получения духовного образования я был зачислен в Синод Вселенских Истин. Здесь более строгие порядки. Обучение состоит тоже из двенадцати уровней: шесть низших и шесть высших. На прохождение каждого уровня определялось время не менее года. Если не вкладываешься в этот срок, то можешь продлить время обучения на срок, который сочтёшь нужным.
Я начал занятия на первом уровне, а Один перешёл на седьмой. Мы учились в разных частях здания и почти не встречались. Здесь было тише и спокойнее, меньше учащихся и меньше суматохи. А меж собой Синод Вселенских Истин все называли – Вселенским. На учёбу во Вселенском у меня ушло двенадцать лет. Я был благодарен Лиге, что она давала мне много дополнительного материала в нагрузку, говоря:
– Во Вселенском будет учиться легче, если уже сейчас ты получишь элементарные знания по изучаемому там.
Она со многими работала индивидуально. И меня всегда удивляло, сколько же в ней энергии и знаний, если она так много работает и успевает проводить занятия как с группами учащихся, так и с отдельными учебниками высших уровней. Мне же она давала задания для самостоятельного изучения, время от времени она вызывала меня к себе и в простой непринуждённой беседе узнавала всё, что ей было необходимо. А именно: насколько глубоко я изучил данный ею материал.
Меж низшими и высшими уровнями во Вселенском я не брал отдыха, у меня было достаточно свободного времени, которое я посвящал обучению игре на органе. Мне очень нравится орган – синтезатор различных звуков, которые, сочетаясь, словно подхватывают душу и уносят её в неизведанные прекрасные выси. Так я воспринимаю музыку звучащего органа.
И вот обучение в Синоде Вселенских Истин завершено! Я получил высшее образование Космоса. И почти одновременно мне был возвращён дар – писать стихи, хоть и не в той полноте, которой я обладал на Земле. Сначала у меня слагались лишь четверостишья, которые я не мог продолжить: терялась связь меж строками, и исчезал замысел стихотворения. Своими неудачами я поделился с Одином при встрече:
– Знаешь, Один, ко мне вернулся дар стихотворчества, но более одного четверостишья я не могу сложить: теряется замысел.
– Это совсем не страшно, Николай, ты долгое время был оторван от этого занятия, поэтому потерял некоторые навыки. Со временем всё восстановится.
– Хорошо бы, но я боюсь, что вместо поэта стану прозаиком!
– Не понимаю тебя…
– У меня в последнее время очень легко идёт проза, хочешь, прочти на досуге, здесь наброски нескольких рассказов, - и я протянул ему папку с черновиками.
– А как же ты?
– Возьму после, или передашь через кого-нибудь. Я и после могу завершить работу над ними.
– Что ж, я прочту. Это интересно. А о стихах не переживай, если в прозе звучит поэзия, то рано или поздно родится рифма, и сложатся в строки и стихи. А, может, и в поэмы.
– Благодарю, Один, за доброе слово. Ты спешишь?
– Да, так уж обстоят дела, мне надо идти… О! Чуть не забыл спросить, ты не знаешь когда вернётся Био?
– Учитель вернётся через две недели, если не позже, но никак не раньше.
– Хорошо, я навещу его, он нужен мне. До встречи, Николай.
– До встречи, Один.
Если Николоса я привык называть просто Николосом, а не старцем, как звал его раньше, то Учителя называть по имени я так и не смог. Он был и останется для меня Учителем.
Как-то однажды ко мне пришёл Учитель. Он старался быть весёлым и разговорчивым, даже шутил. И всё же я видел, что он чем-то озабочен. Я чувствовал, что ему надо поговорить со мной, но он не мог начать разговор. Через несколько дней он пришёл снова и по-прежнему не мог решиться на разговор. Тогда я решил помочь ему.
– Скажи, Учитель, тебя что-то волнует или беспокоит, может быть, я могу быть тебе полезным?
– О чём ты, Николай? Ах, да… Я обеспокоен, но не собой, а тобой. Я давно хочу поговорить с тобой, да всё не решусь…
– А ты не думай особо, что и как сказать. Говори прямо всё, как есть.
– Николай! За годы жизни здесь, в этом мире, ты слился с ним, стал его неотъемлемой частичкой. К тебе возвращается дар творчества, и очень скоро ты начнёшь работать…
– К чему ты всё это говоришь, Учитель?
– Я хочу уберечь тебя, может, от очередной ошибки или срыва. Тебе это сейчас ни к чему.
– Я понял тебя, Учитель, ты что-то хочешь сказать мне о Тамаре, - впервые за многие годы я вслух произнёс её имя.
– Да, о ней. Ты дорог мне … а я кое-что узнал …
– Что, Учитель? Скажи мне …
– Я ничего не буду тебе говорить, потому что она сама тебе при встрече всё расскажет.
– Когда она придёт ко мне? Ты можешь сказать?
– Скоро. Теперь уже очень скоро. Намного раньше, чем ты можешь предположить. Возможно, в ближайшие несколько дней.
– О! Учитель, как ты меня обрадовал …
– Не знаю, должен ли я был тебе говорить об этом, но уже сказанного не вернёшь.
– Ты сообщил мне хорошую новость, Учитель, так что же тебя беспокоит, от чего же ты меня хочешь оградить? – я был в восторге и ни о чём серьёзном не думал в эти минуты.
– От очередного срыва!
– Разве для этого есть причины? Учитель, скажи мне, что ты знаешь?
– Я могу сказать только одно: Тамаре предстоит сделать выбор, и решение только за ней…
– О каком выборе ты можешь говорить, Учитель? Ведь мы с Тамарой любим друг друга…
– Хорошо, если б это было бы так…
– Я верю, что так оно и есть, Учитель!
– Что ж, я, пожалуй, пойду. Надеюсь, твоя вера спасёт тебя…
Не знаю, что имел в виду Учитель, говоря эти слова. Но после его ухода я ещё долгое время находился под впечатлением известия о предстоящей встрече с Тамарой. Я всё в доме привёл в полнейший порядок. Расставил в вазах в комнатах цветы. Я приготовился к встрече, которую так долго ждал…
Когда же прошёл пыл страсти, я задумался о словах Учителя, о его обеспокоенности. Всплыл в памяти давно услышанный разговор между Учителем и Николосом. Вспомнилось то странное чувство, охватившее меня в день венчания Николоса и Лючии. И как-то непроизвольно вспомнился роскошный букет георгинов… К чему он вспомнился - не знаю. Видимо, тоже имеет какое-то отношение к Тамаре…
Мною вновь овладело волнение и непонятное противоречие чувств. Я вновь боролся сам с собой и не мог принять ни одну из противоборствующих сторон. Заглушая в себе внутренний голос, я решил ждать встречи с Тамарой. Только так могла быть разрешена борьба чувств.
Хоть и предупредил меня о предстоящей встрече Учитель, хоть я и пытался подготовиться к ней; думал о том, как я встречу Тамару, что скажу ей. Я даже представил себе возможные меж нами диалоги… И всё-таки она застала меня врасплох.
Я работал в саду на своём маленьком цветничке: поливал цветы и тихо разговаривал с ними. Неожиданно почувствовал чьё-то присутствие рядом… Оглянулся и замер… Передо мною стояла Тамара, такая, какой я знал её на Земле. От удивления и неожиданности я выронил из рук лейку, она упала к моим ногам, сломав крупную ромашку. Вода из неё пролилась мне на ноги, а я всё не мог овладеть собой. Подобной реакции от себя я не ожидал: я был совсем не готов к этой встрече.
Тамара подошла ко мне, подняла лейку и поставила её возле цветника на траву, а мне тихо и вкрадчиво сказала:
– Что с тобой, Николай? Я ведь не приведение. Или ты совсем не ждал меня? Что же ты перестал думать обо мне и искать меня? – Тамара съязвила, чем я был удивлён.
– Нет, это не так! Идём в дом, я всё тебе расскажу, - я попытался взять её за руку, но она отстранилась от меня.
– Я видела в твоём саду беседку, лучше поговорим там. Я не хочу входить в твой дом! – она подчеркнула голосом «в твой дом».
– Тамара, почему ты так говоришь со мной? В чём я провинился перед тобой?
– Ты? … - она встала в проходе беседки, загородив его. – Ты заставил меня страдать!
– Тамара, в чём же моя вина? – Я хотел вновь взять её за руку, подойдя к ней, но она прошла вглубь беседки и учтиво предложила мне присесть. Сама же она села напротив меня.
– Ты ворвался в мою жизнь и заставил меня страдать ещё там, в Саратове. И здесь ты не оставил меня в покое, преследовал…
– Я не преследовал, я искал тебя!
– А я не хотела тебя видеть и делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня.
– Любимая! – меня переполняли чувства нежности и любви, которые на многие годы были словно похоронены во мне, а теперь восстали к жизни. – Зачем ты избегала меня? Ведь мы могли быть счастливы…
– Счастливы? А в чём оно, счастье? Уж не в том ли, что я страдала? …
– Тамара, объясни мне, что произошло с тобой за эти годы. Ты изменила ко мне своё отношение. Почему?
– Ты нравился мне, я не скрываю, но я никогда не любила тебя. Моей единственной любовью был и остался для меня мой кузен… Я влюбилась в него совсем девчонкой, он отвечал мне взаимностью, но мы не могли быть вместе… Помнишь, как-то однажды ты пришёл ко мне домой, я плакала и не слышала, как ты вошёл в комнату… В тот день я получила письмо от него. Оно было нежным и тёплым, в нём прозвучало признание, что он всегда меня помнит и никогда не забудет, но … Он женился … Его родители подыскали ему достойную партию из высшего общества. Я не хотела ни с кем делиться своей трагедией, тем более с тобой. После этого потрясения болезнь стала прогрессировать… Я знала, что мои дни сочтены… И когда ты решил вновь просить моей руки, я открыла тебе ещё одну тайну: я была неизлечимо больна. Ты помнишь это, или тоже забыл?
– Не злись, Тамара, я ничего не забыл, я всё помню. И страдал не меньше твоего, поверь…
– Я не хочу тебя слушать. Я пришла говорить… Да, я делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня, и я добилась своего…
– А знаешь ли ты, что могло произойти со мной от твоих причуд? Я чуть было не погиб…
– Мне не интересно это!
– Тамара, что с тобой? Ты никогда ни к кому не была жестока…
– Ошибаешься. Я всегда была такой, только ты этого не видел, или не хотел видеть. Да, я знаю, что ты искал меня, но потом ты перестал стучать в воздвигнутую мной стену, разделяющую нас. Ты даже перестал думать обо мне. Раньше, когда ты грустил и вспоминал меня, я испытывала чувство волнения. А потом всё стихло. Я не стала тебе нужна!
– Это неправда, Тамара!
– Не надо слов, прошу, слушай, пока я говорю. Я часто сходила на Землю и была рядом с кузеном. Твои знаки внимания возбудили во мне пыл женщины. Я помнила твои руки, я не могла забыть твои губы, потому что всё это познала с тобой. Но я хотела быть с ним, я входила в его дом, никем не видимая и… я страдала от невозможного. Я сходила с ума, когда он был рядом с женой. Я не находила себе места, когда у них рождались дети. Я хотела быть женой и матерью… Он редко вспоминал обо мне… Но я верила… А потом и ты исчез. Я даже не пыталась узнать, где ты и что с тобой. В один день я дала себе запрет… Тебе незачем его знать. Ты для меня уже ничего не значишь…
Слова Тамары падали камнем мне на сердце, оно рвалось на части от боли и отчаяния. Я старался сдерживать себя, насколько это было возможно. Меня начало знобить, хоть день был душный. Я не мог ей ни возразить, ни вообще что-либо говорить, только слушал… Всё более резкий голос Тамары и её обидные слова долго ещё слышались мне после её ухода, а пока она продолжала говорить:
– … Я многие годы провела в ожидании и томлении. Теперь мой возлюбленный здесь. Мы встретились. Он искал меня сам, и мы счастливы… Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Ты – чужой мне человек! Ты жалок рядом с ним… Пусть я груба и даже дерзка с тобой, пусть… Ты причинил мне страдание и боль, теперь страдай ты. Я знаю, что буду наказана за это зло. Но мне будет легче ответить за него, зная, что ты теперь втоптан мною в грязь. Что ты будешь страдать ещё больше, чем, возможно, страдала я. Все эти годы я была одинока, теперь и ты познай полное одиночество без всякой надежды на будущее… Я высказала тебе всё, что хотела. А теперь ухожу. Я специально пришла к тебе в том виде, который знаком тебе. Я не хочу, чтобы ты знал моё лицо, мой облик. Пусть всё умрёт в тебе с этим, уже ничего не значащим для меня, обликом. Ты однажды похоронил Тамару, так забудь о ней. Не ищи меня, даже не пытайся… Ты не существуешь для меня, так забудь обо мне. Я же никогда более не напомню тебе о своём существовании. Уходя, я ухожу навсегда и никогда не войду в твой дом! – она повернулась и пошла к выходу, но в последний момент остановилась и, оглянувшись, сказала, как бы между прочим: - А помнишь ли ты день Венчания Николоса и Лючии? И букет георгин? Можешь не отвечать, ты не забыл этого и никогда не забудешь. Это я тебе их вручила, так Лючия узнала того, по чьей вине я не могла быть в этот торжественный день рядом с ней и разделить её счастье. Мы знакомы с ней давно, не одно столетие! Ну вот и всё. Прощай! …
Тамара, гордо подняв голову, пошла прочь от беседки, я же сражённый всем услышанным, не мог двинуться с места. Мысли неслись с огромной скоростью, от их быстроты у меня всё поплыло перед глазами. Я не хотел жить!
Все мои надежды рухнули. Будущего не существовало, ибо я не мыслил себя без Тамары. Я хотел умереть, превратиться в прах и исчезнуть навсегда! Более сильного отчаяния я не испытывал. Я не мог находиться здесь в этой беседке, но и не мог двинуться с места, у меня подкашивались ноги и всё плыло… плыло…
В чувства меня привело сильное встряхивание. Открыв глаза, я увидел Учителя. Он что-то говорил мне, но я его не понимал. Он же, видя, что я прихожу в сознание, дал мне выпить горьковато-кислый напиток. Мне стало легче. Всё окружающее встало на место и более не раскачивалось; постепенно возвращался и слух.
– Николай, ты слышишь меня? – спросил Учитель.
– Да, слышу мне стало легче.
– Вот и хорошо. Идём в дом, тебе надо отдохнуть. Идём же, я помогу тебе, - и он помог мне встать.
Но я не нуждался в помощи, я мог свободно двигаться сам. Я не хотел идти в дом, и вообще никого не хотел видеть. Я не нуждался в утешении и сострадании; это только бы унизило меня. Но и справиться с самим собой мне едва хватало сил. Мне надо было уйти, уединиться. Переболеть и самому вернуться к жизни без чьей-либо помощи…
Учитель пытался удержать меня, но я отстранил его и быстро пошёл к парку; там была дорога…
– Николай, не делай глупостей! Куда ты? Остановись, я всё равно найду тебя…
– Не надо, не ищи. Я должен со всем справиться сам…
– Вернись, Николай. Вернись…
Но я уже не слышал его призыва и был далеко от дома… Не знаю сколько времени мною владело отчаяние, и не знаю, где я был… Не помню… Если хотелось кушать, я входил в город или в селение, шёл на рынок и брал необходимые продукты; и вновь брёл, куда глаза глядят…
Это были самые мрачные дни в моей жизни. Даже сейчас, вспоминая о них, я испытываю боль. Не хочу говорить о днях скитания. Внутренне я знал, что Тамара не жестокая. Она так вела себя, чтобы побольше причинить мне боли. Я не был уверен, что она в полной мере обрела счастье. Я мог бы дать ей большее: вместе сойти на Землю и там обрести Любовь и детей, а вернувшись, обрести полное счастье. Я понимал, что кузен Тамары обрёл Любовь и детей, его продолжение на Земле. А Тамара?! Она осталась одинокой! … Она хотела быть женой и матерью. Это её боль! И решение этой проблемы – только возращение на Землю. А значит, вновь разлука… с кузеном! Если только он не решиться идти с ней… Мне было больно за неё больше, чем за себя.
Прошло достаточно времени, прежде чем я смог всё обдумать. Появилась мысль: не смотря ни на что всё же повидаться с Тамарой. Может быть, она изменит своё мнение обо мне. Но внутренний голос мне твердил: «Не делай этого. Не надо». Да и действительно, зачем мне вмешиваться в её жизнь? Зачем причинять себе и ей лишний раз боль? Она ушла навсегда и безвозвратно. Она так решила… И мне надо смериться с этим. Что-то внутри меня всколыхнулось, и я вспомнил свой приход в этот мир и разговор со Всевышним…
Я не хотел более гневить Его своими поступками. Я трижды пытался уйти от себя самого. В последний раз самое страшное – я не хотел жить…
Впервые я пытался уйти от себя самого, ища успокоения в усиленной учёбе, и подорвал свой энергетический потенциал; после пришлось восстанавливать его. Во второй раз я бежал от себя, бывая у всех знакомых; везде, где только мог пройти. Но … остановился. Может быть, благодаря Бену…
За последние годы я дважды виделся с ним и то не наедине и недолго. Однажды я столкнулся с ним случайно.
– Знаешь, Ник, ты дал мне в прошлый раз много полезных советов. Они пошли мне на пользу. Мой Учитель сильно удивился. Он даже говорил в шутку: «А не подменил ли мне тебя твой приятель за три дня, что вы отсутствовали?» В общем мы с ним поладили.
– Как ты теперь живёшь, Бен? Где?
– Всё там же. Только у меня теперь другой Учитель. И… мне сложно с ним…
– Почему, Бен?
– Ник, я не могу говорить с тобой больше. Он идёт, и мне надо уходить с ним.
– Бен, я навещу тебя, можно?
– Нет. Ник, умоляю, не делай этого. У меня всё в порядке, просто Учитель очень строгий! Когда будет возможность, я приду к тебе сам.
– До встречи, Бен!
Я видел, как он затерялся среди людей, а встретились мы на рынке. Я видел, как он подошёл к Учителю. Поведение Бена озадачило меня. Но, боясь навредить ему, я отказался от посещения.
Спустя ещё несколько лет я встретился с Беном на Радужной, когда был у Одина в гостях. Бен, как и я, прогуливался возле моря. Я не сразу узнал его, любуясь статным юношей, видимо, ожидающим встречи… И лишь подойдя ближе и приглядевшись, я узнал!
– Бенедито! - позвал я его.
Он от неожиданности вздрогнул и повернулся в мою сторону, он побледнел.
– Бен, это же я, Николай!
– Ник! Как здорово, что мы встретились! И снова случайно… Нас с тобой само Провидение сводит.
– Это уж точно.
– Ник, что ты делаешь здесь, на Радужной?
– Я у Одина. Помнишь его?
– Помню. Как можно забыть!
– Я у него в гостях. Решил немного подышать морским воздухом и вот… встретил тебя. А что здесь делаешь ты?
– Я жду своего Ведущего.
– Ты снова сменил наставника?
– Да. Скоро я поступлю в Синод Духовного Образования, а по окончании шестого уровня, как он мне объяснил, я должен буду подыскать себе родителей на Земле и войти в тело. Моё пребывание здесь близиться к завершению…
– Значит у тебя всё в порядке, Бен? Ты бодр и весел. Я рад за тебя. А то, что будешь учиться в Синоде, это очень хорошо! Значит тебе доверяют…
– А ты знаешь про Синод?
– Конечно, я уже учился в нём.
– Ах, да. Я и забыл. А ты что уже не учишься там? – удивился Бен.
– Нет, не учусь. Я закончил все двенадцать уровней, сейчас учусь на втором уровне во Вселенском.
– Что значит – Вселенский?
– Синод Вселенских Истин.
– Вот голова у тебя, Ник! Мне бы такую…
– А разве ты плохо учишься?
– Да нет. Знаешь, я решил немного слукавить. Можно ведь и растянуть учёбу на более долгий срок. Скажи, можно?
– Конечно, можно. Но зачем тебе это?
– Я хочу ещё немного пожить здесь, прежде чем пойду на Землю. Меня этот переход не страшит, но всё же здесь лучше.
– Согласен с тобой. Только не переусердствуй с занятиями в Синоде. Если тебя проверят, то ты можешь быть отчислен за пренебрежительное отношение к уставу Синода. Ведь устав обязывает учиться, я не заниматься времяпровождением.
– Ник, скажи, на сколько можно продлить обучение на уровне?
– На несколько месяцев.
– Всего-то?
– Да, Бен. Мне незачем тебя обманывать.
– Я верю тебе, Ник, - и он стал пристально всматриваться вдаль.
– Идёт твой Ведущий?
– Да, нам снова не удалось поговорить подольше.
– Во всяком случае тебе ничто не угрожает. Скажи, что же было с тем Учителем?
– Ничего особенного. Ты же знаешь моё любопытство… Я провинился и был наказан. Мне было запрещено общаться с кем бы то ни было. Я боялся ещё больше разгневать Учителя, поэтому и просил тебя не приходить ко мне.
– Бен, а почему ты ни разу не навестил меня за эти годы?
– Мне не повезло. Я дважды приходил к тебе, но… тебя не было дома, а я не знал, где тебя можно найти. А так хотелось увидеться!..
– Приветствую, - кивнул мне головой Ведущий Бена, и обратился к нему: - Мы можем возвращаться домой, Бен. Я не заставил тебя долго ждать?
– Нет. Я даже рад, что ты задержался. Я встретил своего друга.
– Что ж, я рад. Но мы не можем более здесь задерживаться. Нам пора идти.
– Прощай, Ник. До встречи!
– До встречи, Бенедито! …
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18
ГЛАВА 12
Прошло много лет с того дня, когда я принял важное для себя решение. Нужно сказать, что поставленные себе самому запреты возымели силу: мне стало намного легче, я избавился от внутренних противоречий снедавших меня и омрачавших жизнь.
Конечно, я не забыл ничего из прошлого. И, когда непроизвольно вспоминалось то, на что я поставил себе запрет, в такие минуты что-то срабатывало внутри меня, заставляя отвлечься чем-либо и тем самым уйти от воспоминаний прошлого. И жизнь шла своим чередом.
Я опускаю в повествовании более десятка лет, потому что особых событий, о которых мне хотелось бы рассказать, не было. Самым важным для меня на годы стала учёба в Синоде.
На старших уровнях Синода Духовного Образования учиться было сложнее. Поэтому с седьмого по двенадцатый, заключительный уровень на обучение у меня ушло около пяти лет. А с первого по шестой – всего-навсего около года!
И всё же учёба давалось мне легко, может, потому что я не был обременён другими заботами, кроме ведения дома и работы в саду.
После встречи с Вайнером на рудниках, когда с меня были сняты повинности, я обрёл относительную свободу: до начала работы, определённой мне, было времени десятка два лет, а другим меня ничем не обременяли. Учёба стала главным! Что меня немного угнетало, так это неспособность писать стихи. Своего рода это - испытание. Повинности с меня были сняты, а запрет на стихи оставался. Я смирился с таким положением и всецело отдался изучению наук.
По окончании Синода Духовного Образования я год отдыхал. Бывал среди друзей, много путешествовал. Занимался живописью, посвящая ей всё свободное время.
У меня появились новые знакомые. Я уже не чувствовал, как раньше, одиночество. С новыми знакомствами я обретал уверенность в себе. Но самыми близкими были для меня и оставались – Учитель и бабушка, Один и Николос. С Лючией я почему-то не смог обрести более тёплых отношений. Она лишь однажды обронила вскользь:
– Почему именно ты подарил мне эти георгины в самый счастливый для меня день? – она сделала ударение на слово: «ты», и продолжила, - Ведь на твоём месте мог быть и кто-то другой. Так бы я не знала… Ты… и …, - и Лючия быстро ушла.
Откуда мне было знать, почему я, а не кто-то другой подарил ей любимые цветы! Какое это имело или имеет для неё значение? И вообще для меня так и оставалось загадкой откуда в Храме в день венчания Николоса и Лючии у меня в руках появился роскошный букет тёмно-бордовых георгинов?!
Из-за Лючии я стал реже бывать в доме Николоса, но от этого наши отношения не стали хуже. С Учителем и Одином я ещё более сблизился. Мы стали чем-то нераздельным, хоть и виделись не часто. У меня много времени уходило на учёбу. Один тоже продолжал прерванное ранее обучение, а у Учителя была своя работа, в силу этого он подолгу отсутствовал. Но когда мы собирались вместе, для нас это было настоящим праздником.
И вот год отдыха после завершения учёбы в Синоде позади! Мне пришло время поступить в Синод Вселенских Истин. По праву получения духовного образования я был зачислен в Синод Вселенских Истин. Здесь более строгие порядки. Обучение состоит тоже из двенадцати уровней: шесть низших и шесть высших. На прохождение каждого уровня определялось время не менее года. Если не вкладываешься в этот срок, то можешь продлить время обучения на срок, который сочтёшь нужным.
Я начал занятия на первом уровне, а Один перешёл на седьмой. Мы учились в разных частях здания и почти не встречались. Здесь было тише и спокойнее, меньше учащихся и меньше суматохи. А меж собой Синод Вселенских Истин все называли – Вселенским. На учёбу во Вселенском у меня ушло двенадцать лет. Я был благодарен Лиге, что она давала мне много дополнительного материала в нагрузку, говоря:
– Во Вселенском будет учиться легче, если уже сейчас ты получишь элементарные знания по изучаемому там.
Она со многими работала индивидуально. И меня всегда удивляло, сколько же в ней энергии и знаний, если она так много работает и успевает проводить занятия как с группами учащихся, так и с отдельными учебниками высших уровней. Мне же она давала задания для самостоятельного изучения, время от времени она вызывала меня к себе и в простой непринуждённой беседе узнавала всё, что ей было необходимо. А именно: насколько глубоко я изучил данный ею материал.
Меж низшими и высшими уровнями во Вселенском я не брал отдыха, у меня было достаточно свободного времени, которое я посвящал обучению игре на органе. Мне очень нравится орган – синтезатор различных звуков, которые, сочетаясь, словно подхватывают душу и уносят её в неизведанные прекрасные выси. Так я воспринимаю музыку звучащего органа.
И вот обучение в Синоде Вселенских Истин завершено! Я получил высшее образование Космоса. И почти одновременно мне был возвращён дар – писать стихи, хоть и не в той полноте, которой я обладал на Земле. Сначала у меня слагались лишь четверостишья, которые я не мог продолжить: терялась связь меж строками, и исчезал замысел стихотворения. Своими неудачами я поделился с Одином при встрече:
– Знаешь, Один, ко мне вернулся дар стихотворчества, но более одного четверостишья я не могу сложить: теряется замысел.
– Это совсем не страшно, Николай, ты долгое время был оторван от этого занятия, поэтому потерял некоторые навыки. Со временем всё восстановится.
– Хорошо бы, но я боюсь, что вместо поэта стану прозаиком!
– Не понимаю тебя…
– У меня в последнее время очень легко идёт проза, хочешь, прочти на досуге, здесь наброски нескольких рассказов, - и я протянул ему папку с черновиками.
– А как же ты?
– Возьму после, или передашь через кого-нибудь. Я и после могу завершить работу над ними.
– Что ж, я прочту. Это интересно. А о стихах не переживай, если в прозе звучит поэзия, то рано или поздно родится рифма, и сложатся в строки и стихи. А, может, и в поэмы.
– Благодарю, Один, за доброе слово. Ты спешишь?
– Да, так уж обстоят дела, мне надо идти… О! Чуть не забыл спросить, ты не знаешь когда вернётся Био?
– Учитель вернётся через две недели, если не позже, но никак не раньше.
– Хорошо, я навещу его, он нужен мне. До встречи, Николай.
– До встречи, Один.
Если Николоса я привык называть просто Николосом, а не старцем, как звал его раньше, то Учителя называть по имени я так и не смог. Он был и останется для меня Учителем.
Как-то однажды ко мне пришёл Учитель. Он старался быть весёлым и разговорчивым, даже шутил. И всё же я видел, что он чем-то озабочен. Я чувствовал, что ему надо поговорить со мной, но он не мог начать разговор. Через несколько дней он пришёл снова и по-прежнему не мог решиться на разговор. Тогда я решил помочь ему.
– Скажи, Учитель, тебя что-то волнует или беспокоит, может быть, я могу быть тебе полезным?
– О чём ты, Николай? Ах, да… Я обеспокоен, но не собой, а тобой. Я давно хочу поговорить с тобой, да всё не решусь…
– А ты не думай особо, что и как сказать. Говори прямо всё, как есть.
– Николай! За годы жизни здесь, в этом мире, ты слился с ним, стал его неотъемлемой частичкой. К тебе возвращается дар творчества, и очень скоро ты начнёшь работать…
– К чему ты всё это говоришь, Учитель?
– Я хочу уберечь тебя, может, от очередной ошибки или срыва. Тебе это сейчас ни к чему.
– Я понял тебя, Учитель, ты что-то хочешь сказать мне о Тамаре, - впервые за многие годы я вслух произнёс её имя.
– Да, о ней. Ты дорог мне … а я кое-что узнал …
– Что, Учитель? Скажи мне …
– Я ничего не буду тебе говорить, потому что она сама тебе при встрече всё расскажет.
– Когда она придёт ко мне? Ты можешь сказать?
– Скоро. Теперь уже очень скоро. Намного раньше, чем ты можешь предположить. Возможно, в ближайшие несколько дней.
– О! Учитель, как ты меня обрадовал …
– Не знаю, должен ли я был тебе говорить об этом, но уже сказанного не вернёшь.
– Ты сообщил мне хорошую новость, Учитель, так что же тебя беспокоит, от чего же ты меня хочешь оградить? – я был в восторге и ни о чём серьёзном не думал в эти минуты.
– От очередного срыва!
– Разве для этого есть причины? Учитель, скажи мне, что ты знаешь?
– Я могу сказать только одно: Тамаре предстоит сделать выбор, и решение только за ней…
– О каком выборе ты можешь говорить, Учитель? Ведь мы с Тамарой любим друг друга…
– Хорошо, если б это было бы так…
– Я верю, что так оно и есть, Учитель!
– Что ж, я, пожалуй, пойду. Надеюсь, твоя вера спасёт тебя…
Не знаю, что имел в виду Учитель, говоря эти слова. Но после его ухода я ещё долгое время находился под впечатлением известия о предстоящей встрече с Тамарой. Я всё в доме привёл в полнейший порядок. Расставил в вазах в комнатах цветы. Я приготовился к встрече, которую так долго ждал…
Когда же прошёл пыл страсти, я задумался о словах Учителя, о его обеспокоенности. Всплыл в памяти давно услышанный разговор между Учителем и Николосом. Вспомнилось то странное чувство, охватившее меня в день венчания Николоса и Лючии. И как-то непроизвольно вспомнился роскошный букет георгинов… К чему он вспомнился - не знаю. Видимо, тоже имеет какое-то отношение к Тамаре…
Мною вновь овладело волнение и непонятное противоречие чувств. Я вновь боролся сам с собой и не мог принять ни одну из противоборствующих сторон. Заглушая в себе внутренний голос, я решил ждать встречи с Тамарой. Только так могла быть разрешена борьба чувств.
Хоть и предупредил меня о предстоящей встрече Учитель, хоть я и пытался подготовиться к ней; думал о том, как я встречу Тамару, что скажу ей. Я даже представил себе возможные меж нами диалоги… И всё-таки она застала меня врасплох.
Я работал в саду на своём маленьком цветничке: поливал цветы и тихо разговаривал с ними. Неожиданно почувствовал чьё-то присутствие рядом… Оглянулся и замер… Передо мною стояла Тамара, такая, какой я знал её на Земле. От удивления и неожиданности я выронил из рук лейку, она упала к моим ногам, сломав крупную ромашку. Вода из неё пролилась мне на ноги, а я всё не мог овладеть собой. Подобной реакции от себя я не ожидал: я был совсем не готов к этой встрече.
Тамара подошла ко мне, подняла лейку и поставила её возле цветника на траву, а мне тихо и вкрадчиво сказала:
– Что с тобой, Николай? Я ведь не приведение. Или ты совсем не ждал меня? Что же ты перестал думать обо мне и искать меня? – Тамара съязвила, чем я был удивлён.
– Нет, это не так! Идём в дом, я всё тебе расскажу, - я попытался взять её за руку, но она отстранилась от меня.
– Я видела в твоём саду беседку, лучше поговорим там. Я не хочу входить в твой дом! – она подчеркнула голосом «в твой дом».
– Тамара, почему ты так говоришь со мной? В чём я провинился перед тобой?
– Ты? … - она встала в проходе беседки, загородив его. – Ты заставил меня страдать!
– Тамара, в чём же моя вина? – Я хотел вновь взять её за руку, подойдя к ней, но она прошла вглубь беседки и учтиво предложила мне присесть. Сама же она села напротив меня.
– Ты ворвался в мою жизнь и заставил меня страдать ещё там, в Саратове. И здесь ты не оставил меня в покое, преследовал…
– Я не преследовал, я искал тебя!
– А я не хотела тебя видеть и делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня.
– Любимая! – меня переполняли чувства нежности и любви, которые на многие годы были словно похоронены во мне, а теперь восстали к жизни. – Зачем ты избегала меня? Ведь мы могли быть счастливы…
– Счастливы? А в чём оно, счастье? Уж не в том ли, что я страдала? …
– Тамара, объясни мне, что произошло с тобой за эти годы. Ты изменила ко мне своё отношение. Почему?
– Ты нравился мне, я не скрываю, но я никогда не любила тебя. Моей единственной любовью был и остался для меня мой кузен… Я влюбилась в него совсем девчонкой, он отвечал мне взаимностью, но мы не могли быть вместе… Помнишь, как-то однажды ты пришёл ко мне домой, я плакала и не слышала, как ты вошёл в комнату… В тот день я получила письмо от него. Оно было нежным и тёплым, в нём прозвучало признание, что он всегда меня помнит и никогда не забудет, но … Он женился … Его родители подыскали ему достойную партию из высшего общества. Я не хотела ни с кем делиться своей трагедией, тем более с тобой. После этого потрясения болезнь стала прогрессировать… Я знала, что мои дни сочтены… И когда ты решил вновь просить моей руки, я открыла тебе ещё одну тайну: я была неизлечимо больна. Ты помнишь это, или тоже забыл?
– Не злись, Тамара, я ничего не забыл, я всё помню. И страдал не меньше твоего, поверь…
– Я не хочу тебя слушать. Я пришла говорить… Да, я делала всё возможное, чтобы ты не нашёл меня, и я добилась своего…
– А знаешь ли ты, что могло произойти со мной от твоих причуд? Я чуть было не погиб…
– Мне не интересно это!
– Тамара, что с тобой? Ты никогда ни к кому не была жестока…
– Ошибаешься. Я всегда была такой, только ты этого не видел, или не хотел видеть. Да, я знаю, что ты искал меня, но потом ты перестал стучать в воздвигнутую мной стену, разделяющую нас. Ты даже перестал думать обо мне. Раньше, когда ты грустил и вспоминал меня, я испытывала чувство волнения. А потом всё стихло. Я не стала тебе нужна!
– Это неправда, Тамара!
– Не надо слов, прошу, слушай, пока я говорю. Я часто сходила на Землю и была рядом с кузеном. Твои знаки внимания возбудили во мне пыл женщины. Я помнила твои руки, я не могла забыть твои губы, потому что всё это познала с тобой. Но я хотела быть с ним, я входила в его дом, никем не видимая и… я страдала от невозможного. Я сходила с ума, когда он был рядом с женой. Я не находила себе места, когда у них рождались дети. Я хотела быть женой и матерью… Он редко вспоминал обо мне… Но я верила… А потом и ты исчез. Я даже не пыталась узнать, где ты и что с тобой. В один день я дала себе запрет… Тебе незачем его знать. Ты для меня уже ничего не значишь…
Слова Тамары падали камнем мне на сердце, оно рвалось на части от боли и отчаяния. Я старался сдерживать себя, насколько это было возможно. Меня начало знобить, хоть день был душный. Я не мог ей ни возразить, ни вообще что-либо говорить, только слушал… Всё более резкий голос Тамары и её обидные слова долго ещё слышались мне после её ухода, а пока она продолжала говорить:
– … Я многие годы провела в ожидании и томлении. Теперь мой возлюбленный здесь. Мы встретились. Он искал меня сам, и мы счастливы… Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Ты – чужой мне человек! Ты жалок рядом с ним… Пусть я груба и даже дерзка с тобой, пусть… Ты причинил мне страдание и боль, теперь страдай ты. Я знаю, что буду наказана за это зло. Но мне будет легче ответить за него, зная, что ты теперь втоптан мною в грязь. Что ты будешь страдать ещё больше, чем, возможно, страдала я. Все эти годы я была одинока, теперь и ты познай полное одиночество без всякой надежды на будущее… Я высказала тебе всё, что хотела. А теперь ухожу. Я специально пришла к тебе в том виде, который знаком тебе. Я не хочу, чтобы ты знал моё лицо, мой облик. Пусть всё умрёт в тебе с этим, уже ничего не значащим для меня, обликом. Ты однажды похоронил Тамару, так забудь о ней. Не ищи меня, даже не пытайся… Ты не существуешь для меня, так забудь обо мне. Я же никогда более не напомню тебе о своём существовании. Уходя, я ухожу навсегда и никогда не войду в твой дом! – она повернулась и пошла к выходу, но в последний момент остановилась и, оглянувшись, сказала, как бы между прочим: - А помнишь ли ты день Венчания Николоса и Лючии? И букет георгин? Можешь не отвечать, ты не забыл этого и никогда не забудешь. Это я тебе их вручила, так Лючия узнала того, по чьей вине я не могла быть в этот торжественный день рядом с ней и разделить её счастье. Мы знакомы с ней давно, не одно столетие! Ну вот и всё. Прощай! …
Тамара, гордо подняв голову, пошла прочь от беседки, я же сражённый всем услышанным, не мог двинуться с места. Мысли неслись с огромной скоростью, от их быстроты у меня всё поплыло перед глазами. Я не хотел жить!
Все мои надежды рухнули. Будущего не существовало, ибо я не мыслил себя без Тамары. Я хотел умереть, превратиться в прах и исчезнуть навсегда! Более сильного отчаяния я не испытывал. Я не мог находиться здесь в этой беседке, но и не мог двинуться с места, у меня подкашивались ноги и всё плыло… плыло…
В чувства меня привело сильное встряхивание. Открыв глаза, я увидел Учителя. Он что-то говорил мне, но я его не понимал. Он же, видя, что я прихожу в сознание, дал мне выпить горьковато-кислый напиток. Мне стало легче. Всё окружающее встало на место и более не раскачивалось; постепенно возвращался и слух.
– Николай, ты слышишь меня? – спросил Учитель.
– Да, слышу мне стало легче.
– Вот и хорошо. Идём в дом, тебе надо отдохнуть. Идём же, я помогу тебе, - и он помог мне встать.
Но я не нуждался в помощи, я мог свободно двигаться сам. Я не хотел идти в дом, и вообще никого не хотел видеть. Я не нуждался в утешении и сострадании; это только бы унизило меня. Но и справиться с самим собой мне едва хватало сил. Мне надо было уйти, уединиться. Переболеть и самому вернуться к жизни без чьей-либо помощи…
Учитель пытался удержать меня, но я отстранил его и быстро пошёл к парку; там была дорога…
– Николай, не делай глупостей! Куда ты? Остановись, я всё равно найду тебя…
– Не надо, не ищи. Я должен со всем справиться сам…
– Вернись, Николай. Вернись…
Но я уже не слышал его призыва и был далеко от дома… Не знаю сколько времени мною владело отчаяние, и не знаю, где я был… Не помню… Если хотелось кушать, я входил в город или в селение, шёл на рынок и брал необходимые продукты; и вновь брёл, куда глаза глядят…
Это были самые мрачные дни в моей жизни. Даже сейчас, вспоминая о них, я испытываю боль. Не хочу говорить о днях скитания. Внутренне я знал, что Тамара не жестокая. Она так вела себя, чтобы побольше причинить мне боли. Я не был уверен, что она в полной мере обрела счастье. Я мог бы дать ей большее: вместе сойти на Землю и там обрести Любовь и детей, а вернувшись, обрести полное счастье. Я понимал, что кузен Тамары обрёл Любовь и детей, его продолжение на Земле. А Тамара?! Она осталась одинокой! … Она хотела быть женой и матерью. Это её боль! И решение этой проблемы – только возращение на Землю. А значит, вновь разлука… с кузеном! Если только он не решиться идти с ней… Мне было больно за неё больше, чем за себя.
Прошло достаточно времени, прежде чем я смог всё обдумать. Появилась мысль: не смотря ни на что всё же повидаться с Тамарой. Может быть, она изменит своё мнение обо мне. Но внутренний голос мне твердил: «Не делай этого. Не надо». Да и действительно, зачем мне вмешиваться в её жизнь? Зачем причинять себе и ей лишний раз боль? Она ушла навсегда и безвозвратно. Она так решила… И мне надо смериться с этим. Что-то внутри меня всколыхнулось, и я вспомнил свой приход в этот мир и разговор со Всевышним…
Я не хотел более гневить Его своими поступками. Я трижды пытался уйти от себя самого. В последний раз самое страшное – я не хотел жить…
Впервые я пытался уйти от себя самого, ища успокоения в усиленной учёбе, и подорвал свой энергетический потенциал; после пришлось восстанавливать его. Во второй раз я бежал от себя, бывая у всех знакомых; везде, где только мог пройти. Но … остановился. Может быть, благодаря Бену…
За последние годы я дважды виделся с ним и то не наедине и недолго. Однажды я столкнулся с ним случайно.
– Знаешь, Ник, ты дал мне в прошлый раз много полезных советов. Они пошли мне на пользу. Мой Учитель сильно удивился. Он даже говорил в шутку: «А не подменил ли мне тебя твой приятель за три дня, что вы отсутствовали?» В общем мы с ним поладили.
– Как ты теперь живёшь, Бен? Где?
– Всё там же. Только у меня теперь другой Учитель. И… мне сложно с ним…
– Почему, Бен?
– Ник, я не могу говорить с тобой больше. Он идёт, и мне надо уходить с ним.
– Бен, я навещу тебя, можно?
– Нет. Ник, умоляю, не делай этого. У меня всё в порядке, просто Учитель очень строгий! Когда будет возможность, я приду к тебе сам.
– До встречи, Бен!
Я видел, как он затерялся среди людей, а встретились мы на рынке. Я видел, как он подошёл к Учителю. Поведение Бена озадачило меня. Но, боясь навредить ему, я отказался от посещения.
Спустя ещё несколько лет я встретился с Беном на Радужной, когда был у Одина в гостях. Бен, как и я, прогуливался возле моря. Я не сразу узнал его, любуясь статным юношей, видимо, ожидающим встречи… И лишь подойдя ближе и приглядевшись, я узнал!
– Бенедито! - позвал я его.
Он от неожиданности вздрогнул и повернулся в мою сторону, он побледнел.
– Бен, это же я, Николай!
– Ник! Как здорово, что мы встретились! И снова случайно… Нас с тобой само Провидение сводит.
– Это уж точно.
– Ник, что ты делаешь здесь, на Радужной?
– Я у Одина. Помнишь его?
– Помню. Как можно забыть!
– Я у него в гостях. Решил немного подышать морским воздухом и вот… встретил тебя. А что здесь делаешь ты?
– Я жду своего Ведущего.
– Ты снова сменил наставника?
– Да. Скоро я поступлю в Синод Духовного Образования, а по окончании шестого уровня, как он мне объяснил, я должен буду подыскать себе родителей на Земле и войти в тело. Моё пребывание здесь близиться к завершению…
– Значит у тебя всё в порядке, Бен? Ты бодр и весел. Я рад за тебя. А то, что будешь учиться в Синоде, это очень хорошо! Значит тебе доверяют…
– А ты знаешь про Синод?
– Конечно, я уже учился в нём.
– Ах, да. Я и забыл. А ты что уже не учишься там? – удивился Бен.
– Нет, не учусь. Я закончил все двенадцать уровней, сейчас учусь на втором уровне во Вселенском.
– Что значит – Вселенский?
– Синод Вселенских Истин.
– Вот голова у тебя, Ник! Мне бы такую…
– А разве ты плохо учишься?
– Да нет. Знаешь, я решил немного слукавить. Можно ведь и растянуть учёбу на более долгий срок. Скажи, можно?
– Конечно, можно. Но зачем тебе это?
– Я хочу ещё немного пожить здесь, прежде чем пойду на Землю. Меня этот переход не страшит, но всё же здесь лучше.
– Согласен с тобой. Только не переусердствуй с занятиями в Синоде. Если тебя проверят, то ты можешь быть отчислен за пренебрежительное отношение к уставу Синода. Ведь устав обязывает учиться, я не заниматься времяпровождением.
– Ник, скажи, на сколько можно продлить обучение на уровне?
– На несколько месяцев.
– Всего-то?
– Да, Бен. Мне незачем тебя обманывать.
– Я верю тебе, Ник, - и он стал пристально всматриваться вдаль.
– Идёт твой Ведущий?
– Да, нам снова не удалось поговорить подольше.
– Во всяком случае тебе ничто не угрожает. Скажи, что же было с тем Учителем?
– Ничего особенного. Ты же знаешь моё любопытство… Я провинился и был наказан. Мне было запрещено общаться с кем бы то ни было. Я боялся ещё больше разгневать Учителя, поэтому и просил тебя не приходить ко мне.
– Бен, а почему ты ни разу не навестил меня за эти годы?
– Мне не повезло. Я дважды приходил к тебе, но… тебя не было дома, а я не знал, где тебя можно найти. А так хотелось увидеться!..
– Приветствую, - кивнул мне головой Ведущий Бена, и обратился к нему: - Мы можем возвращаться домой, Бен. Я не заставил тебя долго ждать?
– Нет. Я даже рад, что ты задержался. Я встретил своего друга.
– Что ж, я рад. Но мы не можем более здесь задерживаться. Нам пора идти.
– Прощай, Ник. До встречи!
– До встречи, Бенедито! …
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18