1  2.1  2.2  2.3  3.1  3.2  4.1  4.2  5.1  5.2  6.1  6.2  7.1  7.2  8  9.1  9.2  10.1  10.2  11.1  11.2  12.1  12.2  13.1  13.2  14  15.1  15.2  16.1  16.2  17  18 

Вдали показался одинокий домик, и потянуло прохладой. «Наверное там река», - решил я. Картина увиденного утром стояла в глазах. А что, если это дом «старичка»? Я решил осторожно приблизиться и всё узнать.
На мою удачу дорожка, ведущая к дому, была обсажена кустарником, изливавшим приятное благоухание и радовавшими глаз цветами. Бледно-розовые, собранные в кисти, они напоминали цвет акации.
Перед домом был сад. Я никогда и нигде не видел таких яблок! Не сдержавшись, я сорвал яблоко и жадно съел его. Это немного подкрепило меня, и я подкрался к дому.
Во дворе что-то делала женщина, но из-за цветов я не видел, чем она занята. А на крыше над верандой сидел мальчуган, во рту держал гвозди и что-то мастерил, пытаясь, видимо, прибить. Женщина обратилась к мальчугану:
– Бен, спускайся. Позавтракаем, потом заделаешь дыру.
– Сейчас, мам, отозвался рыжеволосый мальчуган, усыпанный конопушками.
Опасности не было никакой, и я, немного отойдя от дома, уже не прячась, направился к нему.
– Мир Вашему дому, хозяйка, - обратился я к женщине.
Она вздрогнула и недоверчиво оглядела меня. Да, мой вид не внушал доверия. В это время мальчуган юркнул с крыши и бросился ко мне:
– Мама! Это отец!?
– Нет, сынок, это не он.
Мальчишка был явно огорчён. Но любопытство взяло верх:
– Кто ты? – спросил он прямо.
– Путник, - а что я мог сказать?
– Коль с добром идёшь - входи в дом, в раз к завтраку подоспел, - вмешалась женщина, жестом приглашая войти. – Бен, покажи, где можно умыться.
Она вошла в дом, а я за мальчуганом проследовал вглубь двора. Пока я умывался, Бен поливал мне из кувшинчика и всё тараторил:
– А мы с мамой отца ждём. Я думал, что ты – это он. Крыша в доме прохудилась, а у меня не получается. Да арык надо в саду почистить, зарос совсем, цветы полить нечем. А малина будет мелкой, если не поливать. Ты не думай, что мама не добрая, она просто грустная. Дел много, а отца всё нет, а мы с ней не успеваем всё переделать.
Бен протянул мне рушник. Из дома послышалось:
– Бен, хватит тараторить, заговорил человека. Он устал с дороги, а тебе, мужчине, негоже плакаться; меньше б по лесу бегал, больше сделать бы успел.
Бен обиделся:
– А я и не плачусь. Просто говорю. Что, и поговорить уже нельзя?
Я похлопал мальчугана по плечу и позвал:
– Пойдём к столу, а там видно будет, что можно с крышей сделать. Помогу.
– Правда? – веснушчатое лицо расплылось в довольной улыбке.
– Конечно, правда. Идём.
Бен торжественно шествовал впереди, в моём лице он нашёл поддержку и очень гордился этим.
– Там на лавке рубаха и штаны, переоденься, а то грязный…, - женщина смутилась от своих же слов.
– Спасибо, - я быстро переоделся и присоединился к Бену.
Завтракали молча. Я ел очень много, и женщина с интересом наблюдала за мной.
– Ты недавно здесь? – спросила она робко.
– Да, но…
– Ты ешь, а сытости не чувствуешь, это только первое время, потом привыкнешь, - и она убрала посуду со стола.
Мы с Беном вышли во двор, он был моим гидом, показывал, что у них есть. Ну вот мы добрались и до крыши. Я не был плотником, но сообразил, как можно её починить. Мы с Беном работали, не замечая времени. Он раздувался от гордости: в нём видели не просто мальчишку, а помощника, почти мужчину. А мне было в радость помочь, ведь они нуждались в помощи.
– Вы что, ночевать там решили? – спросила женщина, когда Бен в очередной раз поднимался на крышу, неся гвоздочки.
– Нет, мама, всё уже налажено, осталось последнюю досточку закрепить, - ответил Бен.
Всё было сделано если уж не тонко, то добротно. Я полюбовался на свою работу и спустился вслед за Беном.
– Спасибо, ты так помог нам. Я - Марта, - представилась женщина.
– Николай, - отозвался я.
Она так ласково посмотрела на меня, что я готов был сделать всё, что угодно для этой женщины, лишь бы её лицо озаряла улыбка - она так ей шла.
– Пойдём, я тебе сад покажу, – дергая за руку, звал Бен да так настойчиво, что невозможно было отказать ему.
И мы пошли смотреть сад, часть которого я уже видел. Здесь всё было прекрасно, но арыки!.. Мы с Беном принялись их прочищать. Он принёс заступы, мы вновь углубились в работу. День незаметно угас. Марта позвала нас домой. Она улыбалась, глядя на нас, уставших, и радовалась. Её лицо светилось от счастья, понятного лишь только ей одной. В голубых бездонных глазах играли огоньки. Русые волосы с лёгким рыжеватым оттенком разметались по спине, выбившись из косы. В бежевом платье, перехваченном под грудью широким с вышивкой поясом, она металась по дому, готовя ужин, и казалась совсем девчушкой чуть постарше своего сынишки.
Я много работал, усталость сморила меня. И, сидя на лавке, прислонившись к стене, я уснул. Марта разбудила меня:
– Бен нальет тебе, иди, умойся, а я приготовлю тебе постель. Борясь с усталостью, я вышел во двор. Холодная вода, плескавшаяся из кувшинчика, взбодрила меня. Сон улетучился. Немного постояв во дворе, я вернулся в дом.
– Там все готово. Ложись, отдыхай, - жестом Марта указала на комнату.
Я лёг в постель, но сон прошёл. Я слышал, как Марта ещё хлопотала по дому, но вот скрипнули половицы в последний раз и всё стихло. Сон прошёл совсем, а в голове вертелись слова Бена: «Когда мы пришли туда, мама не захотела остаться там, сказала, что будет ждать отца здесь; вот и живем мы тут».  Какая разница между «там» и «тут», Бен не мог объяснить, но сказал, что «там» лучше. Меня снова глодала мысль: «Где я? Куда иду?»
Незаметно я погрузился в сон, но проснулся быстро от лёгкого толчка. В голове пронеслась мысль: «Что я делаю тут?» Ведь мне надо идти. Но я обещал прочистить арык и не мог вот так уйти. Потихоньку вышел из дому, было достаточно светло, я нашёл под стеной заступ и пошёл в сад. Работа отвлекла меня от тяжёлых вопросов, на которые я не знал ответов.
– Бен, ты видел Николая? Не мог же он уйти, не сказав ничего, - донеслось до меня со стороны дома.
– Как, он ушёл?!  - Бен, видимо, был в недоумении.
– Я здесь, в саду. Бери заступ, Бен, и иди сюда, помоги мне, немного уж осталось, - отозвался я.
Через мгновение сияющий Бен был рядом, а следом за ним шла Марта. Она улыбалась мне.
Бен принялся помогать мне, а потом и Марта стала прорывать канаву. Втроём мы быстро всё сделали и, счастливые проделанной работой, вернулись в дом.
Марта на скорую руку накрывала на стол.
– Марта, - обратился я к женщине, - мне надо идти, но я не знаю, где нахожусь и куда держать путь.
Улыбка сбежала с её лица.
– Да, тебе надо идти. Я знаю… - она замолчала, а потом продолжила: - До колодца тебя проводит Бен, а там одна дорога, все по ней идут…
Я поблагодарил Марту за радушный прием, и мы с Беном вышли на улицу.
– Это я должна благодарить тебя, ты так помог нам… Удачи тебе… - услышал я вслед слегка дрожащий голос Марты, но оглядываться не стал, она, наверное, плакала, а я не хотел видеть её слез. Пусть останется она в моей памяти улыбающейся и весёлой.
С Беном мы шли всю дорогу молча. Он шёл впереди, а я за ним по едва заметной тропке. Мы пересекли дорогу, по которой я шёл ранее.
– Бен, куда ведёт эта дорога? - поинтересовался я.
– Не знаю, но там очень страшно. Говорят, она обрывается, и можно упасть в бездну, а иногда разверзается сама по себе, но не здесь, там дальше, - он махнул в сторону рукой. - Я как-то раз ходил вдоль не её, но жутко стало, вернулся, - добавил он, немного помолчав.
Потом он резко повернулся ко мне и запричитал.
– Возьми меня с собой! Возьми! Я не хочу оставаться здесь, возьми меня туда, я буду тебе помогать.
– А как же мама? – спросил я.
– Мама… - смутился он, - Мама… - она знает, что я не хочу жить здесь, она поймёт…
– Нет, не могу я тебя взять, а ты маме нужен. Как она останется одна? Здесь так пустынно, ты опора ей, - я пытался убедить его.
– Она любит его больше, чем меня! – бросил он мне в сердцах и, повернувшись ко мне спиной, быстро зашагал по тропинке. Я едва поспевал за ним.
Ещё издали я заметил оживление впереди. Там была та дорога, по которой я должен был идти. Мы подошли к колодцу, о котором говорила Марта. Это был деревянный сруб с журавлём. Но никто не подходил к нему.
– Он давно высох, - объяснил Бен.
Пора было прощаться.
– Будь молодчиной, помогай маме. А мне пора в путь, - и я прижал к себе Бена.
– Значит, не возьмёшь меня с собой? – спросил Бен, заискивающе глядя мне в глаза.
– Нет, Бен, возвращайся домой.
– Хорошо... Я пойду, - вздохнул он, понурив голову… Он сжал мою руку, и отпустив её, не оглядываясь, зашагал назад к дому.
Я смотрел Бену в спину до тех пор, пока он не исчез из вида. Потом огляделся, что же происходит вокруг. Место было оживлённым. Люди, не глядя друг на друга, шли, словно онемевшие. Лишь изредка можно было услышать чьи-то стоны или всхлипывания. Кто они и куда идут, почему они так угрюмы? Я не мог ответить на эти вопросы, и решил идти чуть поодаль от них. Но любопытство брало верх, и я решился заговорить.
– Скажите, кто все эти люди и почему они так мрачны? – спросил я у пожилой женщины, отставшей от всех. Она шла, тяжело опираясь на посох, а рядом с ней семенила девочка, совсем ещё маленькая, лет восьми на вид.
Женщина окинула меня недоверчивым взглядом, а мой вопрос повис в воздухе, но она попросила:
– Помоги нам.
– Чем я могу помочь?
– Найди что-нибудь поесть, внучка голодна, а я не в силах сойти с дороги в поисках еды…
Ребёнок ведь совсем… жалко. У меня в кармане было яблоко. Я вынул его и протянул малышке. В её серых глазках отразился восторг! А у её бабушки на глазах выступили слезы…  Какое-то время мы шли молча. Не хотелось казаться сильно назойливым и надоедать с вопросами.  Потом я сошёл с дороги и отправился искать еду. Мне пришлось долго блуждать, прежде чем на глаза попались сливы. Плоды тёмно-синие, с сизым отливом, крупные. Я попробовал – очень вкусные! Я ел их, пока свежесть ягод не утолила мучавшую меня жажду. Немного отдохнув, я снял с себя рубаху и набрал в неё плодов. Когда я нашёл пожилую женщину с девочкой, загадочные люди исчезли из вида. Женщина сидела на земле, опершись на ствол берёзы, большой и развесистой, а девочка полулежала у неё на руках. Женщина была в светлом длинном платье свободного покроя, похожем на длинную рубаху. Волосы, хорошо уложенные в косу вокруг головы, уже растрепались. Лицо избороздили морщинки, мелкие и лучистые, они разбежались от глаз. Девочка же была в белой одежде: поверх просторной рубахи, доходившей ей до щиколоток, была надета безрукавка, тоже белая, но расшитая золотом, с затейливым узором. Когда я подошёл к ним, женщина сказала:
– Устала, пусть поспит. Идти будет легче.
– А я вот сливы принёс, будете?
– Сливы? Я люблю сливы. - Она взяла протянутую ей рубаху со сливами и ахнула: - Ах, мои любимые! – и её лицо озарилось радостью восторга, - Трудно представить, что такое чудо может быть здесь.
Она съела несколько ягод, остальные оставила внучке. Я опустился рядом с ними и решил немного отдохнуть. Но только расслабился, как девочка зашевелилась, и, едва открыв глаза, попросила:
– Бабушка, я хочу пить и кушать…
– На вот, поешь ягодок, легче будет, - бабушка отдала малышке сливы, которые в одно мгновение исчезли.
Девочка, как и я, ела, но сытости не чувствовала, мне стало её жаль. И когда, продолжив путь, она устала, я увидел это и взял её на руки. Солнце завершало свой дневной бег. Опускались сумерки. Но солнце! Это я так совсем по земному сказал "свет", исходящий непонятно откуда. Этот свет становился то ярче – наступал день, то угасал – надвигалась ночь.
Эту ночь мы провели под открытым небом. Малышка спала между нами, ей так было теплее. А день… День прошёл в молчании. Женщина не хотела отвечать, мои вопросы оставались без ответов.
Лишь однажды она заговорила, когда девочка спросила:
– Когда мы придём, баба, ещё нам долго идти? Я так устала…
– Скоро, девочка моя; скоро, маленькая. Потерпи. Вот поспим, а утром ещё пройдём немного и будем дома.
– А где дома? – видя, что бабушка разговорилась, малышка осмелилась спросить то, что, видно, давно занимало её мысли.
– Ко мне домой. Мы будем жить вместе.
– А мама, дед, тятя? Они тоже будут с нами?
– Нет, они потом придут.
– А пойдём к ним. Зачем ты ушла от нас? Пойдём к нам жить, мама будет рада, а деда будет цветы твои любимые тебе дарить, а то он их на могилки, зачем-то носит.
– Помолчи, доченька. Устанешь быстро, - только и ответила она, тяжело вздохнув.
Утром мы снова двинулись в путь. Немного пройдя, я заметил заросли малины, и мы все трое радовались находке. Пока собирали малину, малышка немного оторвалась от бабушки, и я решил поговорить с ней.
– Как тебя зовут, малышка?
– Любаша, а бабушка – Вера; она у меня строгая.
Да, насчёт бабушки у меня сомнений не было.
– А куда вы идёте?
– К бабушке, она меня к себе жить взяла.
Больше я ни о чём не успел спросить.
– Ойдате, нам пора! – Оборвала наш разговор строгая бабушка Вера.
Ободрённые сном и завтраком, мы шли легко. Любаша резвилась, забегая вперёд.
– Ну вот мы и пришли, - сказала бабушка Вера, останавливаясь у развилки дорог, - Нам сюда, - указала она вправо, - А тебе идти дальше этой дорогой. Я только внучку ходила встречать, - продолжила бабушка Вера, словно оправдываясь.
Сколько я не спрашивал её, о чём бы ни заговаривал, она молчала, а тут вдруг:
– За доброту твою тебе – спасибо! И на прощание послушай совета: встретишь воду, как бы велика она не была, смело входи и плыви. Не мастери ни плотов, ни лодок. Не поможет тебе это, только хуже будет.
И прежде, чем я успел что-либо сказать, она повернулась ко мне спиной и, взяв малышку за руку, двинулась прочь.
– Спасибо за доброе слово…
И я снова остался один. Меня мучил голод, но я понемногу стал привыкать к нему. Хотелось пить, и я стал искать родничок или речушку. Но безуспешно… Я шёл один, томимый жаждой и голодом. И ещё одна ночь была проведена под открытым небом, только отличалась она от прежней тем, что я был один и голоден, а в довершение ко всему – сильно хотелось пить. Эта ночь была невыносимо долгой. Сон не шёл ко мне. И я всё думал, думал… О чём - не знаю сам, - всё слилось воедино: и хорошее, и плохое.
Темнота стала рассеиваться, когда я почувствовал чьё-то присутствие рядом. Приподнявшись на локте, я присмотрелся. И… о, Господи, «Старичок», тот самый «старичок» … Моё лицо исказила гримаса ужаса, а он:
– Ха – ха – ха! Не то ещё будет… - и исчез.
Если бы не запах от начищенных сапог, я бы подумал, что мне это привиделось.
Всю усталость сняло, как по волшебству. Но голод и жажда становились всё сильней и сильней. И я шёл, утешая себя мыслью: «Где-то там вода большая или малая; я могу испить, прежде, чем плыть, - станет легче…»
Не знаю, сколько времени я так шёл. День угасал, уходила ночь, и снова день мерк, и снова светлела ночь. Ни единого живого существа!  Я ничего не мог найти – ни воды, ни еды. Я только тратил силы на эти поиски. Пробовал жевать траву и листья с деревьев, но сделал себе только хуже: сок жёг горло.
Не знаю, день ли был или ночь. Но «старичок» виделся мне чётко, хоть и темнело в глазах. Он держал какой-то сосуд в руках и тонкой струйкой лил воду наземь. Я лежал ничком и не мог сдвинуться с места… А он хохотал жутким хохотом, от которого шевелились волосы.
– Что, голубчик, занемог! Ха – ха – ха!.. – и он снова исчез.
Не брежу ли я? Да нет, передо мной тёмное пятно на земле. Всё-таки это была влага! Собрав все силы, я сделал рывок и уткнулся лицом во влажную землю.  «Господи, - взмолился я, - дай мне силы встать и найти воду! Богородица, помоги мне!»  И откуда взялись силы! Я встал и пошёл. Меня мотало от слабости из стороны в сторону, но я шёл… Мне словно ветер дул в спину, помогая идти.
И.... о, чудо! Я увидел реку! Но вода в ней была темна. Испытывая невообразимую радость, напрягая остатки сил, я спешил к ней.  «Вода! Вода!» - мельтешило в голове.
Когда же я подошёл к реке, то увидел: вода тёмная, сероватая. И как-то не видно дна даже у края. Зачерпнув пригоршню воды, поднёс к лицу, но умыться не смог! Вода показалась мне свинцово-тяжёлой, и я непроизвольно стряхнул её с рук; мелкие шарики жидкости скатывались с пальцев, падая в реку, бесследно исчезали, не оставляя ни единого круга от удара капелек.
Я посмотрел вдаль. Река не была большой. Ведь вырос я близ Волги! Близ реки могучей и великой! Вспомнились слова бабушки Веры: «… встретишь воду, как бы велика она ни была, смело входи и плыви…» Если б я так не устал, не задумываясь, вошёл бы в воду. Но жажда, теперь она мучила меня больше, чем голод!.. Я решил поискать на берегу, может, найду что-нибудь попить. Всё безуспешно. Идя, как мне казалось вверх по реке, хотя трудно было сказать, в какую сторону она несёт свои воды, я всматривался в тот берег. Он был пустынен!
Вдруг я услышал нарастающий шум. На какое-то мгновение я замер: «Что это?» И на возникший вопрос сразу получил ответ: недалеко от меня стоял «старичок» в начищенных до блеска сапогах.
– О, Господи, это снова он! – вырвалось у меня и я бросился в воду, собирая все силы, чтобы плыть. А он стоял на берегу и смеялся. Я оглянулся, думая, что отплыл от берега достаточно далеко. О! Это была моя роковая ошибка!
Я был почти у берега, а «старичок» у меня на глазах обратился в ворона с огромным клювом и взмыл вверх. Я продолжал плыть, а ворон кружил надо мной, я видел тень его крыльев на поверхности воды. Он кружил надо мной, но не пикировал, почему? Я оглянулся на него ещё раз, посмотреть, что же он делает. И это чуть не стоило мне жизни!
«Старичок-ворон» только и ждал моего взгляда, как сигнала к действию. Стремительно он спикировал на меня, больно ударив клювом по голове, а потом стал бить крыльями по воде. Вода касалась моего лица и жгла! Хоть я сам весь был в воде, жжения не ощущал, горело только лицо. Мелкие капельки впивались в тело и обжигали. Я пытался отбросить ворона, но тщетно, он был сильнее меня; я же изнемогал от слабости и боли. Закрыв глаза, я пытался плыть быстрее, насколько это было возможно, а ворон, сидя у меня на спине, всё долбил по голове и разбрызгивал воду. Не знаю, где я черпал силы плыть! Но молился: «Господи, помилуй…» Это всё, что приходило мне на ум. Страха не было, вода плотная, и я свободно держался на поверхности реки. Не смотря ни на что я продолжал плыть… Тут ворон пришёл в ярость! Вцепившись в одежду клювом, он куда-то тянул меня, а крылом черпал на меня воду, под тяжестью которой я стал тяжелеть, словно некий груз вливался в меня, разбегаясь по телу и делая его тяжёлым и неповоротливым. Я вновь попытался отбросить ворона. И в какой-то миг я почувствовал под ногами что-то твёрдое, оттолкнулся и глотнул воздуха, так как ворон почти с головой погрузил меня в воду. Потом, скидывая с себя ненавистную птицу, встал на ноги. Я был в двух шагах от берега, но ворон не унимался. Отлетев, он бросился на меня вновь, да с такой силой, что я едва устоял на ногах. Чтобы нанести ещё удар, ставший, может быть, последним для меня, ворону нужно было время, чтобы подлететь ко мне ещё раз. И этот миг я использовал, - шагнул на берег. Ворон же, метясь в меня, лишь крылом задел воду, взметнул ввысь и исчез!
Я взглянул вперёд, и что же увидел? Передо мной стоял мой Учитель. Он улыбался мне и протягивал руки. Я сделал шаг ему на встречу, и он заключил меня в свои объятия. Но я оттолкнулся от него, боясь испачкать, ведь я был мокрый и грязный, как мне казалось. Учитель словно понял мои мысли, притянул к себе сильной уверенной рукой и сказал:
– Не бойся испачкать меня, - ты чист! Посмотри.
Я взглянул на себя и не поверил глазам: на мне была сухая чистая белая рубаха до пят, почти как у Учителя, но более грубой материи.
– А глянь туда, - и он указал рукой в сторону реки.
Вода в ней была чиста и прозрачна, даже со стороны было видно отражение дна. Камешки, ровные и гладкие, казалось, были у самой поверхности.
Отпустив руку Учителя, поддерживающего меня, я подошёл к реке и увидел, должно быть, своё отражение. Почему должно быть? Да потому, что я не узнал себя. Я - не был я! Хоть и чувствовал себя прежним, те же руки, ноги, всё тело, но лицо?.. А волосы? Куда делись мои каштановые кудри? Вместо них лицо обрамляли прямые волосы тёмно-русого цвета. Мне казалось, что я стал выше самого себя на голову, если не больше. А лицо? Оно было совсем не моим! Я с изумлением рассматривал своё «чужое» отображение. Ко мне подошёл Учитель, положил руку на плечо и сказал:
– Пойдём, нам пора в путь.
Но я не мог оторвать взгляда от поверхности реки. Пытался осознать, что там отражается мой облик. Да и сама река не давала мне покоя: вода была чистой и, казалось, было совсем не глубоко. Почему же я чуть не утонул? Этот вопрос вертелся в голове и я спросил у Учителя.
– Она не глубока, - указал я на реку, - но мне переправа чуть не стоила жизни!
– Ты мог перейти её вброд, воды чуть выше пояса тебе пришлось бы. Но страх закрыл глаза твои и ты сделал две ошибки, за что чуть не поплатился жизнью. Я знаю, у тебя много вопросов, но ещё не пришло время ответов. Ты только перешёл грань, перейдя которую, возврата на Землю нет. Время испытаний продолжается. Идём.
Он так много мне сказал, что какое-то время мы шли молча, я обдумывал слова Учителя и почти не обращал внимания на то, что меня окружает. А шли мы по лугу. Благоухали травы и цветы. Звонко перекликались птицы, а над цветами кружили большие бабочки. Это то, что я замечал, погружённый в раздумья. Учитель ничем не выдавал своего присутствия, он шёл чуть позади меня. Потом он остановил меня и сказал:
– Сейчас я покину тебя. Мы встретимся позже. Путь ты продолжишь один. Помни, час испытаний ещё не закончился. Будь внимателен. Ты должен прийти в селение, оно по левую сторону, от этой дороги. В нём есть Храм Господень, там я буду ждать тебя.
Больше не было сказано ни слова, и Учитель исчез. Я был в недоумении: что всё это значит? Но надо было продолжать путь. Теперь я чувствовал себя увереннее. Встретив Учителя, ко мне вернулась решительность, теперь я был не один. Хоть кто-то меня ждал.
И я продолжил путь. Постепенно открытая поляна, где оставил меня Учитель, перешла в прекрасный сад. Я шёл, с интересом разглядывая сказочные, как мне казалось, деревья, плоды. Всё казалось необычным, словно за каждой веточкой сидел волшебник и творил чудеса.
Но вот моё внимание привлекло что-то бьющееся, трепещущее. В ветвях дерева, почти у земли были расставлены сети паука – тонкая звенящая паутина, а в ней трепетала бабочка. Это было сказочно-прекрасное создание: тёмно-синие крылышки, словно из тонкого бархата, на котором красовались четыре жемчужины, воздушно-розовые, обрамлённые мелким бисером алмазов, игравших на свету всеми цветами радуги. Мне бабочка показалась маленькой прелестной феей, а паучок, отливавший серебром, её захватчиком. Я как будто попал в сказку и, как добрый принц, освободил прекрасную пленницу. Бабочка, взмахнув крылышками, полетела прочь от своего пленителя, а я, не знаю зачем, подёргал пальцем нить паутины, на которой сидел паучок, и сказал ему:
– Прости, приятель, но она так прекрасна и мила, что жизнь в неволе погубила бы её. Мне жаль, что твоя добыча улетела, - и, как ни в чём не бывало, я пошёл дальше.
Вскоре сад кончился, и моему взору открылись поля пшеницы - золотистой высокой, ядрёной, колос к колоску. Я заметил тропинку и сошёл на неё. Вдали работали люди, они жали пшеницу и вязали её в снопы. Кто были эти люди - не знаю. На них были длинные холщовые рубахи, перехваченные поясом. От них отделился мужчина и, когда я поравнялся с ним, он попросил:
– Путник, я вижу, ты спешишь. Если не в тягость, принеси нам воды. Я не могу оставить работу, ещё немного, и зерно осыпаться будет.
– Но я не знаю, где её можно взять.
– Пройди немного ещё и увидишь колодец.
– Хорошо, я принесу воду.
И действительно, вскоре я увидел колодец. Опустив ведро на верёвке, достал воды и перелил в другое, стоявшее рядом. Отпил немного сам и понёс воду работающим.
Воде обрадовались, и, когда люди подходили пить, я мог их разглядеть. Тут были и женщины. Человек, попросивший принести воды, видно, был за старшего, которого все слушались. Он посетовал:
– С этого поля нужно убрать всё к вечеру. Не знаю, успеем ли?
– А я могу помочь?
– Держать серп в руках нетрудно, кто-нибудь поможет тебе.
– Не надо, я умею.
– Это хорошо, но разве ты не спешишь? – этот вопрос прозвучал, как искушение. Ведь можно ещё отказаться и продолжить путь, но я уже предложил помощь, и отказывать не мог.
– Успею, здесь не далеко, - ответил я, хоть и не знал, как долго мне предстояло ещё идти.
Этот человек протянул мне серп и указал полоску, на которой мне предстояло работать.
Раньше я часто помогал Анфиске жать рожь, и мне было приятно чувствовать, как чудо-пшеница, подрезаемая серпом, ложилась мне в руки. На сердце было легко и радостно, не знаю отчего. Что-то мурлыча себе под нос, я увлёкся работой и даже обогнал женщину, работавшую рядом со мной. Пройдя свою полосу, я зашёл навстречу ей. Когда мы встретились, она с теплотой посмотрела на меня и сказала лишь одно слово:
– Благодарю.
И только теперь я заметил, что день уже давно сменил вечер, и скоро сумерки опустят свой занавес. Я услышал слова благодарности от человека, старшего среди всех собравшихся. Они пошли в другую сторону все вместе, хотя я не заметил там ранее никакого жилья. Они жили своей жизнью, своими заботами, а я был лишь путник, продолжающий путь.
Я шёл недолго, когда увидел слева от дороги селение, а над деревьями и крышами домов, утопающих в зелени, возвышался Храм. Его купола возносились высоко над землёй и всем суетным. Мне казалось, что он соткан из тонкой прозрачной материи. Я был у цели! В селении я без труда нашёл дорогу к Храму, а возле него - Учителя.
Учитель ни о чём не спросил меня, лишь улыбнулся, увидев, и сказал:
– Пойдём, помолимся, потом отдохнёшь.
Мы вошли в Храм, словно во что-то живое, реально существующее. Я не знаю, как передать эти чувства, которые испытал! Храм - это что-то живое, чувствующее и воспринимающее всё происходящее. И мне казалось, что у него есть сердце, и сердце это бьётся то радостно, то тревожно. Стены Храма словно сложены из кирпичиков воздуха! Возможно ли!? А на стенах, я бы назвал это фресками, изображены люди и события. На золочёных подсвечниках горят свечи. Храм был полупуст, и я мог рассмотреть его. Слова молитвы не шли на ум, я был заворожён красотой и убранством. Но сколько я ни искал привычного распятия на кресте Христа, не мог найти... Учитель словно понял мои мысли и сказал:
– Это на Земле образ Христа распят на кресте. Но здесь он с нами, среди нас и мы в нём. Преклони колени и помолись.
Я опустился на колени, и поток слов и мыслей пронёсся в голове.
– Господи! Как здесь прекрасно, - шептал я, - и всё так необычно. Что меня ждёт, я не знаю; и не знаю, как долго мне идти, но что бы ни было впереди, Господи, спасибо за то, что есть!
Не знаю, как долго я ещё молился и не помню о чём просил, знаю, что вспоминал и Тамару, и маму, и бабушку с Анной и отцом. Какие-то образы всплывали в памяти, и я молился…
Когда же я встал с колен, почувствовал необъяснимую лёгкость и радость. Учителя не было видно, да и вообще я в Храме остался один. Я вышел на улицу. Учитель ждал меня у входа.
– Пойдём, - только и сказал он мне, приглашая жестом следовать за ним.
Мы вошли в здание, похожее на барак, в котором один вход, а по коридору по обе стороны расположены маленькие комнатки. Нас встретила женщина. Её лицо ничего не выдавало, ни каких эмоций, словно одета маска. На ней было платье замысловатого покроя, скрывающее её худобу. Можно сказать, что она утопала в море рюшечек, оборок и кружев. Но всё было подобрано со вкусом. Она с безучастным видом проводила нас в комнатку, предназначенную нам. Открыла дверь со словами:
– Располагайтесь. Ужин подадут немного позже, - и она ушла.
Мы с Учителем оказались в маленькой комнатке, но она оказалась просторной из-за своего скупого убранства. Всё, что здесь было, это две кровати – узеньких, с красивыми резными деревянными спинками; да небольшой столик, тоже резной. На нём лежала небольшая салфетка, выбитая по краям. Окно, тоже узкое, было задёрнуто занавеской. Я присел на одну из кроватей и только тогда почувствовал, как устал за день. Учитель сказал мне:
– Ложись, отдыхай. Когда принесут ужин, если ты уснёшь, разбужу.
И действительно, я уснул, сон мягко заключил меня в свои объятия. Учитель, как и обещал, разбудил меня. Но есть не хотелось, и я выпил стакан сока, даже не разглядев, что там ещё принесли, и снова лёг спать.
Когда было ещё сумрачно, Учитель разбудил меня, и мы в молчании покинули наше пристанище. Прошли мимо Храма, который я видел накануне, и вышли за селение… Там Учитель взял меня за руку. У меня потемнело в глазах. Когда же Учитель отпустил меня, и зрение вернулось ко мне, я огляделся и оторопел: мы находились как раз в том месте, откуда я начал свой путь по пыльной, ухабистой дороге, вдоль которой росла ольха. Я хотел что-то спросить, но Учитель остановил меня жестом руки и заговорил сам:
– Сейчас ты вернёшься к своим. Ты идёшь к ним в гости. Ты можешь увидеть кого хочешь, но только одного человека, и сразу вернёшься… Я буду ждать тебя здесь.
И он подтолкнул меня рукой вперёд. Я почувствовал, что прохожу через что-то более плотное, чем я сам, но это лишь на какое-то мгновение, и я обрёл невесомость. Я думал обо всех родных, но не знал, кого больше хотел увидеть: бабушку, Анну, Анфиску, а может отца? Смятение было недолгим - конечно, Анна! Она больше всех убивалась обо мне. И вмиг я оказался рядом с ней.
Она ложилась спать. Я видел, как она разбирала кровать, как ходила взглянуть на своих спящих малышей. А потом легла и сама. Какое-то время она лежала с открытыми глазами и думала, а я, присев на сундук у стены, наблюдал за ней. Как дорога она моему сердцу! Она заменила мне и мать, и друга, была и сестрой. Конечно, бабушка заботилась обо мне, но больше в воспитании дала мне она – Анна, моя младшая сестрёнка! Предавшись своим мечтаниям, я потерял ощущение времени. Анна задула свечу и погрузилась в сон. Дальше я действовал импульсивно. Я не знал и не думал никогда, что во время сна душа покидает тело и отправляется куда-то, влекомая своими желаниями. Я видел, как Анна «раздвоилась». Увидев меня, она замерла:
– Николай?! – вскрикнула она, - Но ведь ты…
– Нет, я не умер! – остановил я её. - Я жив и пришёл к тебе в гости.
Она смотрела на меня, как зачарованная. Я взял её за руку и подумал: «Пришёл в гости, но не увижу бабушку?», - и мы с Анной оказались в бабушкином доме. Она спала, но души её дома не было, и я подумал: «Жаль!» Анна стала разводить огонь в печи, греть чай. Когда вода закипела, на пороге появилась бабушка. Она охнула:
– Господи, Коленька, это ты! Совсем такой же, - и она бросилась в мои объятия, - те же волосы, тёмной волной, те же глаза. Ты живой! Как всегда, такой же, - причитала бабушка, пока Анна не оторвала её от меня:
– Он в гости пришёл, а ты причитаешь!
– Да, и то верно, - бормотала бабушка, - что же это я, совсем обезумела старая, пойдёмте к столу.
Не знаю, откуда взялись блины! Но как я был им рад! Мы пили чай, разговаривали, как вдруг я почувствовал, как что-то влечёт меня вдаль… Я понял, что пора уходить. Не хотелось прощаний и слёз, и я просто встал из-за стола, поцеловал бабушку в щёку, привлёк к себе Анну за плечи, сказав:
– Я ещё приду, - и вышел из комнаты.
Вспомнив об Учителе, я сразу оказался рядом с ним, снова пройдя через что-то плотное. Он взял меня за руку, и мы снова оказались на окраине знакомого мне поселения. Пройдя мимо Храма, подошли к бараку и вернулись в прежнюю комнату.
– Анна и бабушка видели меня и узнали, почему? Ведь у меня иной облик? – спросил я Учителя, присаживаясь на кровать.
– Это так, - ответил Учитель, - но если бы ты пришёл к ним таким, как выглядишь сейчас, они бы не узнали тебя, поэтому ты шёл к ним в том облике, который им знаком и дорог. Со временем ты научишься перевоплощению и, если захочешь, то можешь жить здесь в прежнем Земном обличии, хотя так делают очень немногие. Ведь покидают Землю и в старости, а обретая здесь молодость, не хотят возвращаться к тому, что постыло. Тебе нет нужды меняться, ты покинул Землю молодым, и, принимая прежний облик, ты всё равно останешься молодым.
Я слушал Учителя, внимая каждому слову, для меня это всё было ново. Учитель замолчал, и меж нами повисла тишина, которую нарушил снова Учитель. Он стоял у окна:
– Подойди ко мне, - позвал он, - и смотри.
Я стоял к нему спиной, а он держал меня за плечи, слегка сжимая их. И что же я увидел?..

<< На предыдущую страницу    Читать далее >>

1  2.1  2.2  2.3  3.1  3.2  4.1  4.2  5.1  5.2  6.1  6.2  7.1  7.2  8  9.1  9.2  10.1  10.2  11.1  11.2  12.1  12.2  13.1  13.2  14  15.1  15.2  16.1  16.2  17  18