Инна Волошина
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
1
2.1
2.2
2.3
3.1
3.2
4.1
4.2
5.1
5.2
6.1
6.2
7.1
7.2
8
9.1
9.2
10.1
10.2
11.1
11.2
12.1
12.2
13.1
13.2
14
15.1
15.2
16.1
16.2
17
18
Утром меня разбудил Учитель, и мы с ним отправились в путь. Он держал меня за руку, и мы куда-то перемещались. Должно быть, место, куда мы направлялись, было далеко. Потому что я успел над этим поразмыслить.
И вот мы остановились. Я огляделся. О! Что это? Где мы? Здесь всё было не так: стоял невообразимый шум, голоса сливались; что-то двигалось, поднимались клубы пыли, от которой першило в горле, и слезились глаза. Я был в замешательстве…
– Пойдём, - сказал Учитель, и я последовал за ним. Мы немного удалились от ужасного места, но и здесь было не лучше, хоть и тише, и меньше пыли.
– Здесь ты будешь работать, - обратился ко мне Учитель, - в нужное время я буду приходить за тобой. А вот и Вайнер, он всё тебе объяснит, - Учитель жестом указал на приближающегося человека.
Тот поднял руку, легким жестом приветствуя нас, и Учитель исчез, а я остался стоять перед человеком, одетым в грубые штаны и грязной рубахе навыпуск. Его руки, с расширенными в суставах пальцами, были грубы. Не знаю почему, но я видел только эти руки, а уж только потом рассмотрел его лицо: обычные бесцветные черты. В тело, казалось, въелась вся пыль, и от этого оно было сероватого оттенка. Глаза! Вот что было живым на этом огрубевшем и неподвижном лице: карие, почти чёрные, они были добры, взгляд мягкий; но эта мягкость терялась в общей суровости лица.
– Вайнер, - представился он.
– Николай, - ответил ему я.
– Ты надолго?
– Не знаю, должно быть, это небольшой срок – двадцать лет, - ответил я немного неуверенно.
– Двадцать? Конечно немного в сравнении с веками, но и долго в сравнении с днями. Что ж, идём, - и он пригласил жестом следовать за собой.
Мы шли к дыре, зияющей чернотой в невысокой и со всех сторон осыпающейся горе. На пути попадались люди, разные: и подавленные, и весёлые, кто-то даже напевал, но все они были увлечены работой, каждый делал что-то своё. Нас, а точнее меня, провожали взгляды, полные сочувствия или ненависти. Но не было безразличия. От ненависти меня коробило. Да, я был во всем чистом, а моё лицо свежим, ничуть не пострадавшим от удушливой пыли. Я чувствовал себя очень неловко и старался никого больше не рассматривать. Мы вошли в тёмный тоннель, в нём лишь изредка в стенах горели установленные светильники. Когда мы проходили их, то по стенам метались причудливые тени. Мы проходили какой-то лабиринт: ходы, ходы, повороты, тупики…
Здесь было сыро, и от этого холодок охватывал тело. Но вот мы остановились.
– Я сейчас вернусь, - сказал Вайнер и исчез в одном тёмном проходе.
Я огляделся. Здесь добывалась руда, какая-то порода, лежал отбойный молоток. Освещение было скудным.
– На, это тебе, - Вайнер вырос как из-под земли, - сегодня ты будешь работать со мной, - и он протянул мне такой же отбойный молоток, что я видел.
Вайнер показал мне и объяснил, как им пользоваться. Но у меня почти ничего не получалось. Он же работал бойко, быстро, с лёгкостью в движениях, как бы играючи. Как ни старался я быть выдержанным, силы оставляли меня. И, наконец, прислонившись к стене, я выронил из рук молоток. Вайнер тряхнул меня за плечо, мне пришлось открыть глаза, но веки были так тяжелы, что я их с трудом удерживал.
– Так не пойдёт, - скорее по губам прочёл я, нежели услышал Вайнера.
Он, поддерживая меня, отвёл немного в сторону и усадил; исчез и снова появился, держа в руках непонятную посуду.
– Попей, будет легче, - и он протянул мне какой-то напиток, глотнув который, я закашлялся. Вайнер рассмеялся, а я разозлился:
– Не вижу ничего смешного!
– Да ты не злись, попей ещё, пройдёт всё. Душно тут, да пыль. Привыкнешь.
Он говорил добродушно, улыбаясь мне. Я отпил ещё из этой посудины непонятной формы, жидкость разливалась по телу теплом. Так казалось мне.
– Что это? – спросил я у Вайнера.
– Малиновая настойка с мёдом и кое-какие травы. Сам изобрёл, - явно желая показать себя, с важностью ответил Вайнер. - Ну что, отошёл? – добавил он, принимая от меня пустую посудину. - Вон там тележка, - и он указал на тупик, - то, что надробил, вывези наверх, я покажу дорогу, и где оставить.
Силы мои были восстановлены. Я сходил за тележкой и вопросительно посмотрел на Вайнера: «А как это всё собирать?», и он, словно прочтя мои мысли, наклонился и быстрыми ловкими движениями стал собирать руду руками, наполняя тележку. Я последовал его примеру. Вдвоем мы быстро наполнили тележку. Мы отправились наверх. Вайнер шёл впереди, а я за ним, толкая тележку. Он показал мне, где ссыпать руду. Наверху хоть и было пыльно, всё ж дышалось легче, и я словно опьянел, у меня всё поплыло перед глазами, но усилием воли я удержался на ногах. В этот день я отбил всего шесть тележек руды. Это было очень мало, но Вайнер мне ничего не сказал. Он проявил ко мне сострадание, и я ответил ему взаимностью. Я чувствовал в себе силы и, когда вывез последнюю свою тележку с рудой, стал загружать руду, которую добывал он. Вайнер улыбнулся, хотел что-то сказать, но промолчал.
Поднявшись наверх в очередной раз, я увидел Учителя, он шёл, направляясь ко мне.
– Ты ещё долго будешь работать? – спросил Учитель.
– Нет, кажется, я своё вывез уже…
– Он помогает мне, - оборвал меня на полуслове Вайнер, неизвестно откуда взявшийся, и добавил: - Ты можешь идти. Благодарю за помощь. – И, не добавив ни слова, он исчез в темноте тоннеля.
– Учитель, - обратился я, - я что-то сделал не так?
– Потом всё обсудим. Идём, - он взял меня за руку, и мы снова долго перемещались.
И вот мы уже у домика Учителя, маленького и аккуратного. Только теперь я почувствовал, что устал.
– Иди, умойся, - предложил Учитель, - и переоденься, я всё там приготовил для тебя.
Повторять дважды не было нужды. Приведя себя в порядок, я вошёл в дом и сразу же бросился на кровать. Сон вмиг окутал меня.
Очнулся я от того, что меня будил Учитель.
– Что, снова на работу? – ужаснулся я.
– Нет, вставай покушать. Учение на сегодня отложу, просто поговорим, если захочешь.
Пшеничные лепёшки и душистый мёд, да чай на травах приободрили меня.
– Что сегодня произошло у Вас? – спросил Учитель меня, и я сразу понял, что он имел в виду меня и Вайнера.
Я коротко рассказал ему о прошедшем дне. Учитель слушал молча; он продолжал молчать, когда я закончил рассказ.
– Учитель, я что-то сделал не так? – снова поинтересовался я, меня съедало любопытство: что же всё-таки произошло?
Учитель какое-то время молчал, а потом, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь ко мне, заговорил:
– Как это не похоже на Вайнера! Неужели в его душе проснулось сострадание?.. И это после семи веков-то?! Что ж, посмотрим, что будет дальше, - и, глянув на меня, он сказал: - Отдыхай, а мне надо отлучиться ненадолго. Меня не жди, возможно я задержусь.
Он встал и вышел из дома, а я лёг на кровать и, пока сон не взял меня в свои объятия, пытался осмыслить слова Учителя о Вайнере.
Не знаю, когда вернулся Учитель, и как я заснул, но очнулся я от толчка как бы изнутри. Открыв глаза, я увидел Учителя, он стоял у окна. Заметив, что я проснулся, он обратился ко мне:
– Вставай, пора на работу. Как и в прошлый раз, я приду за тобой. И… - он осёкся, не закончив фразы.
Какое-то время было полно однообразия. Вайнер был молчалив, мне даже казалось, что его взгляд потускнел. В сердце закралось сомнение: не из-за меня ли? Ведь он проявил ко мне сострадание, за что, возможно, был наказан. Этого я не мог допустить и старался как можно лучше работать, чтобы хоть как-то оправдаться перед Вайнером.
И вот однажды, закончив свою работу, я, как бывало нередко, снова стал помогать Вайнеру. Я заметил улыбку на его лице, а в глазах блеснул живой огонёк. Наполнив в очередной раз тележку, я хотел подниматься наверх, но Вайнер остановил меня, положив руку на плечо.
– Отдохни, - предложил он и присел на корточки рядом с тележкой.
Я сделал также. Глядя на меня в упор, Вайнер спросил:
– Я не противен тебе?
– Нет, с чего ты взял?
– И ты не испытываешь ко мне ненависти?
– Нет, наоборот, ты был добр ко мне. За что же ненавидеть тебя?
– Значит, я не ошибся, ты всего раз был на Земле, иначе по-другому бы рассуждал.
– О чём ты, Вайнер? – в первый раз я обратился к нему по имени.
– Да так… Ненавидят меня здесь…
– Но не я!
– Знаешь, - обратился он ко мне, - я не знаю, что происходит во мне… Понимаешь, меня сгноить хотели здесь, да я выжил. Дали работу получше, да я ненавидеть всех стал, и меня тоже все. Кто здесь подолгу работает, презирают за то, что я выбился вроде бы как в старшие среди них. А ты не такой, тебя как брата хочется обнять. Мне дико это чувство, я никого не любил. Меня словно изнутри что-то распирает, боюсь не выдержу, взорвусь…
Немного помолчав, он продолжил:
– Жалко мне порой становится всех их, - и он жестом указал вокруг себя, - гибнут ведь многие ни за что…
– Как ни за что? – удивился я.
– Да так… Прояви они хоть каплю жалости друг к другу, быстрее бы оставили весь этот кошмар, так нет же, подлости строят, измываются один над другим, - бросил он в сердцах.
– А ты-то сам, что ж здесь, если знаешь выход?
– А куда мне идти? Кто и где меня ждёт? Ты знаешь, сколько я здесь? Семь веков! Привык уже… Да и не так давно понял, что можно к ненавидящим тебя относиться по-другому… Это ты во мне всё перевернул вверх дном… - и Вайнер резко вскочил на ноги и с силой толкнул тележку, да так, что она чуть не перевернулась. Я не стал его останавливать.
Я ждал, пока Вайнер вернётся. И вот он идёт. Голова опущена, и мне кажется, что он обессилел. Оставив тележку, он подошёл ко мне. Его глаза были влажными:
– А как там? – спросил он многозначительно. – Ты ведь каждый день там бываешь?
– А ты не помнишь? Ведь не сразу же сюда попал?
– О! Тогда было ещё хуже, чем здесь. Сплошной кошмар, - и он передёрнулся.
– На какой срок ты отправлен сюда?
– Навечно! – выдохнул Вайнер. - Мне было лучше исчезнуть…
Вдруг он насторожился и, глядя на меня, сказал:
– Идём, это за тобой. Но их много… К чему бы это?
Мы быстро поднялись наверх, я удивился лишь, как это Вайнер определил, что делается «там»? У меня не получалось. Выйдя из тоннеля, мы оба замерли. Перед нами было три человека в белых одеждах, и чуть поодаль стоял Учитель. Как странно было видеть здесь людей в белых одеяниях, и как разителен был контраст между ними и всеми, населявшим эти рудники.
Все, кто работал наверху, оставили свои работы, всё внимание было приковано к этим людям в белом. Один из них обратился к нам: сначала - ко мне, потом - к Вайнеру:
– С этого момента ты освобождаешься от работ на руднике. Твой Учитель будет заниматься с тобой и всё объяснит тебе. Ты же, - он обратился к Вайнеру, - последуешь за нами. Тебе даруется жизнь!
Вайнер словно обезумел, он бросился ко мне и зарыдал, бормоча сквозь рвущиеся стоны:
– Это всё ты перевернул, ты… вверх дном… я ненавижу тебя, нет… нет… ты вернул меня к жизни… ты брат мне… Зачем? … Я не смогу там жить… - и так же внезапно, как начались его стенания, всё стихло в нём. Он отпустил меня и, хлопнув по плечу, сказал вполне внятно:
– Прости, Николай, весь мой бред. Ты как брат мне, но я не хочу тебя больше видеть… Может быть потом когда-нибудь… Прощай! – и он пошёл к людям в белом, а я - к Учителю.
Больше я не был на руднике. Так было решено не мной. И я не знаю, радоваться этому или нет. Возможно, лучше было бы мне работать там, тогда бы оставалось меньше времени для моих безумств. Но об этом чуть позже.
Когда мы вернулись с Учителем домой, я спросил у него:
– Что произошло сегодня на руднике?
– Это редкий случай, когда освобождался от повинностей сосланный на смерть, - ответил Учитель. - Ты же освобождён тоже. И не случайно, потому что ты своими действиями вверг Вайнера в смятение, тем самым помог сохраниться душе. Это очень важно. Со временем ты это поймёшь.
– Что же ждёт меня теперь?
– Да ни чего! Будешь жить и учиться. А по истечении срока повинностей – двадцать лет – начнёшь работать, а пока свободен ты, понимаешь, свободен! – и Учитель, подойдя, привлёк меня к себе.
Свобода! Полная свобода! Я мог путешествовать, да ведь мне надо было обустраиваться, не мог же я вечно жить у Учителя.
Первое время после освобождения от повинностей на руднике я усиленно занимался. Учился владеть своим телом при перемещении на разные расстояния. Мне это казалось сложным, но куда было сложнее с конструированием одежды. Я никогда не задумывался над тем, как она кроится и шьется. А теперь мне предстояло овладеть этим искусством. Здесь нет портных. Каждый сам себе и портной, и швея. Одежда может меняться мгновенно, стоит только захотеть и подумать об этом.
Но есть одна деталь, без который все труды будут напрасными: чтобы вещь была в пору и хорошо смотрелась, надо чётко представлять себе, где и как она будет закреплена, где будут складки и разрезы, и каковы её размеры. Мне это давалось с трудом. Всё, что я пытался водрузить на себя, не было прочным. И, не будь рядом Учителя, ходить бы мне в лохмотьях.
Одежда… Из чего она? Это тонкая материальная субстанция, достаточно плотная и ощутимая. Можно, не зная названия ткани, а просто представляя, какой она должна быть: мягкой, грубой, плотной и так далее, выбирать её. Цвет и фасон одежды зависит от фантазии её творца.
Однажды в беседе мне Учитель рассказал об очень важном. Мне было трудно многому научиться, и Учитель объяснил мне это так:
– Не переживай, Николай, таких «неумех», как ты, много. Это зависит от того, сколько раз ты жил в теле.
– Как это? – поинтересовался я.
– Дух, не единожды заключённый в тело, богат опытом предыдущих жизней, в том числе и вне тела. Такие духи после перехода сюда в короткий миг восстанавливают свои знания, и им уже не надо учиться. Ты же совсем молод. Приобретая знания, ты их сохранишь. Рано или поздно ты вернёшься на Землю, но придя вновь сюда, тебе я не буду нужен. И вообще нужды в Учителе не будет. Разве что будет определён кто-то встречать тебя. Таков обычай.
– Зачем вообще возвращаться на Землю, ведь здесь так хорошо?
– Не всем хорошо и не всё! Каждый идёт на Землю за чем-то своим, чего невозможно приобрести здесь.
– Разве такое возможно?
– Ещё как! Дух не порождает духа, как плоть порождает дитя от плоти. И здесь невозможно найти любовь!
– Любовь?! Почему невозможно?
– Любовь… О ней можно говорить по-разному. Здесь есть любовь, она возможна везде. Но… обрести любовь – любимого или любимую – это дано только людям. Здесь же можно продолжать любить, и только…
– Как же так? – не унимался я, но мой вопрос повис в воздухе. Учитель погрузился в свои думы. Потом, как бы стряхнув с себя всё навалившееся, он спросил:
– Ты что-то ещё хочешь знать?
– Да. Мне бабушка говорила, что после смерти любящие встречаются.
– Это так, она права.
– Учитель, - обратился я к нему осторожно, - я хочу увидеть Тамару. Это возможно?
– Знаешь, - он подбирал слова, не зная, как сказать мне об этом, - не торопи эту встречу… Найди себе хоть пристанище какое… - Он какое-то время молчал, а после продолжил: - Негоже как-то без дома. Куда же ты её введёшь, что ты ей предложишь?
Слова Учителя заставили меня задуматься. Да и вообще его поведение было весьма странным, когда разговор заходил о Тамаре. Это наполняло меня тревогой. Конечно, я был согласен с Учителем, что мне надо строить дом. Но где? Надо найти место, а для этого – путешествовать.
Мои учения стали приносить плоды. Передвигался я свободно, кое-чему научился и в конструировании одежды. Пусть хорошо получалось только простое, но мне этого было достаточно. Научился я и готовить себе пищу. С едой здесь всё обстоит так же, как и на земле, с той лишь разницей, что не едят мяса, его попросту нет. Да и нужды в нём нет. Учитель объяснил мне ещё некоторые условности Небесной Страны.
– Когда будешь путешествовать, да и мало ли с чем придётся соприкоснуться, будь внимателен прежде всего к себе. Если тебе что-либо не нравится в человеке, извинись перед ним и быстро удались от него на любое расстояние. Вообще же, - продолжал Учитель, - зло всегда отличимо. Даже у Ангелов зла глаза колючие и холодные, постоянно бегают. Лучше не входить вообще в контакт с ними… Особых правил в общении не существует, просто живи, полагаясь на свою интуицию.
Этот разговор зашёл, как раз когда я хотел отправиться в путешествие.
– Ты достиг в учении многого. Образование же получишь постепенно, а пока можешь быть свободным, - говорил мне Учитель.
– Образование? – переспросил его я.
– Да. Тебе дан доступ во все отделы книгохранилища, значит ты должен получить образование.
– Я как-то совсем забыл об этом.
– Такое нельзя забывать и нельзя упускать возможность учиться.
– Учитель, а вовремя моего отсутствия, чем займёшься ты?
– Не знаю. Я не думал об этом. Хотя, скорее всего, отправлюсь к старцу Николосу. Нам всегда есть, о чём поговорить.
– Мы можем пойти к нему вместе, я тоже хотел бы его повидать.
– Что ж, тогда после отдыха и отправимся к нему.
Решено – сделано, и вот уже старец приветствует нас. Рядом с двумя дорогими мне существами я обрёл уверенность в себе, в своих силах. Не думая надолго оставаться у старца Николоса, я всё же задержался у него.
Мне было интересно возиться с пчёлами: проверять рамки, да и просто наблюдать за этими насекомыми – трудягами. Хватало забот и по саду. И мы втроём работали в саду: прочищали заросшие травой арыки, поливали сад, но больше всего мне нравилось ухаживать за цветами. Что меня удивило? Сами цветы! Они имеют каждый свой голос и тихо напевают. Можно было сказать, что я очутился в сказке. Присев возле огромного куста розы, после того, как полил его, я любовался огромным цветком – нежно-розовым, благоухающим:
– Роза, как ты прекрасна! – вырвалось у меня.
– Хочешь, я спою тебе? – я не слышал, кто говорит это, но вопрос был задан реально.
– Кто ты? – спросил я.
– Роза! Разве ты не догадался?
Моему удивлению не было границ!
– Разве цветы умеют петь?
– Смешной ты какой-то, конечно умеют, Хочешь, спою?
– О! Да.
Это было тихое нежное звучание. Мелодичные переходы в напеве сменялись один другим. Слов не было, только звучание неведомого мне инструмента. Я был заворожён. И, видимо, очнулся не сразу. Но сколько я ни пробовал заговорить с розой снова, у меня ничего не вышло, и я решил, что мне всё пригрезилось.
Это событие не давало мне покоя, и я рассказал о случившемся. Стариц Николос спросил:
– Ты помнишь, какая это была роза?
– Конечно, помню.
– Покажи мне её.
Когда мы подошли к кусту роз, я указал на прекрасный цветок. Старец срезал его! Я только успел ахнуть от неожиданности. Вернувшись в дом, старец поставил розу в красивую вазу из прозрачного стекла и, глядя на меня, сказал:
– Не расстраивайся так. Пока она постоит здесь, а как опадут лепестки, собранная энергия отправится на Землю, и там родится малыш.
Я был в полном недоумении, что вызвало смех у Учителя.
– Николай, тебе так много ещё предстоит узнать! Понимаешь, на Земле росла роза, она впитывала в себя солнечные лучи и, собирая их, копила энергию. Но её срезали. Когда лепестки завяли или осыпались, энергия освободилась и, поднявшись ввысь, нашла родственное себе – розу, похожую на неё, и вселилась в этот цветок, - Учитель указал рукой на розу в вазе и продолжил, - здесь за ней ухаживали, и она окрепла. Спев песню тебе, она оповестила, что хочет жить и развиваться дальше. Это ведь всего лишь цветок… он может мыслить, но не разумен. У неё только и хватило разума заговорить с тобой и спеть, но этим всё и закончилось. Она ничего больше не может.
– Это что, все цветы так живут?
– Нет, не все, - ответил мне старец Николос, - только те, которые набрали достаточно энергии, чтобы дать жизнь телу.
– И что, разве любой может поступать так, как ты? – обратился я к Николосу.
– Нет, - вмешался Учитель, - у Николоса работа такая здесь.
– Поэтому я так и слежу за садом и цветником. Мне работа эта в радость.
То, что я узнал здесь о цветах, заставило меня несколько уединиться и поразмыслить.
Какое-то время я пробыл ещё с Учителем и старцем Николосом, а потом отправился в путь.
Не знаю, почему, но мне очень захотелось увидеть Марту и Бена. Подумав о них, я оказался около их дома. Теперь я свободно мог войти в этот дом. Марта очень удивилась, увидев меня, но и обрадовалась.
– Ты надолго? – спросила она, - а то Бена нет дома, вернётся, узнает, что ты был – голову совсем потеряет.
– Ничего, я дождусь его, торопиться некуда.
– Как ты? Успел устроиться?
– Нет, ещё нет. Вот хочу место найти, где дом ставить. Да хотелось вас повидать.
– Я рада, что не забыл про нас.
Мы долго разговаривали. Впрочем, Марта чаще задавала вопросы, а я ей отвечал. Потом она предложила мне пройтись по саду, на что я охотно согласился.
– Видишь, - говорила Марта, - все арыки чисты и всё полито, подрезано. Это Бен! Благодаря тебе он изменился.
– Почему ты так думаешь?
– Он всё время помнил тебя, а как-то раз сказал мне: «Я помощником тебе должен быть, пока отца нет, так Николай мне говорил». Знаешь, он мне так ничего и не рассказал о том, как вы расстались. Просто говорит, что проводил, и всё.
– Он просил меня взять его с собой, но я не мог этого сделать, да и не должен… ты же понимаешь…
– Да, конечно…
– Мам! Ты где? – оборвал Марту голос Бена, несущийся со двора.
– Ты немного побудь здесь, - обратилась ко мне Марта, - хочу подшутить над Беном. – И она легкой походкой направилась к дому.
Я тоже подошёл к дому, но остановился так, чтобы меня не было видно.
– Мам, ты такая веселая! Что случилось?!
– А вот угадай!
– Бен повертел головой во все стороны и выпалил:
– Николай! Ты в саду, выходи, я всё равно тебя найду!
Что мне оставалось делать? Я вышел во двор. Бен буквально чуть не сбил меня с ног. Когда прошла волна первого восторга у него, я спросил:
– Как ты догадался обо мне?
– Это было не трудно! Её глаза, - он обернулся к матери, - со дня твоего ухода так не светились, даже если я был послушным и всё делал, что она просила.
Розыгрыш не удался, Бен оказался хитрее нас. Но всё равно мы все втроём были счастливы. Мне хотелось расспросить Марту о её земной жизни, но я не решался на это. Когда Бен хоть вскользь упоминал об отце, у неё на глазах выступали слёзы. А мне хотелось видеть её радостной и улыбающейся, ведь улыбка была так ей к лицу.
Я понимал, что долго оставаться у них не стоит, так труднее будет прощаться, но нас незаметно настиг вечер, и Марта ни за что не отпустила бы меня в ночь.
Утром Марта с Беном проводили меня. Марта пыталась казаться весёлой, но в глазах её стояла грусть.
– Я ещё как-нибудь навещу вас.
– Я буду ждать, - только и ответила Марта. Повернувшись, она почти бегом направилась к дому. Бен хотел было кинуться за ней, но передумал и увязался за мной.
– Не думай, что буду, как в прошлый раз, просить взять с собой, я только немного провожу тебя. Можно?
– Конечно можно.
– А куда ты хочешь идти теперь?
– Пока хочу повидать родных своих.
– Значит, на Землю идёшь?
– Выходит, что так.
– Тогда мне лучше вернуться домой. Я не пойду туда с тобой.
– И то верно. Маму утешь и слушайся её, она у тебя ранимая очень.
– Знаю… Ну, прощай! – и Бен резко исчез из вида. Я же, подумав, оказался у дороги, обсаженной ольхой.
Мне надо было пройти через нечто плотное, чтобы достичь родных и Земли.
Рядом со мной никого не было, а я не знал, как мне преодолеть незримую преграду на пути. Я пытался просто войти, но натыкался на стену. Все попытки пройти были неудачны, что ввело меня в отчаяние. Тогда я увидел дом бабушки, и мне страстно захотелось быть рядом с ней. Одного желания оказалось куда предостаточно, чтобы пройти этот барьер. И вот я в родном доме. Внезапно я остановился: «А каким будет мой дом?» - подумалось мне… Вспомнилось, как нередко мы с Тамарой любовались одним домом в Саратове. Это был брошенный особняк, но если привести его в порядок… Решение было молниеносным: мой дом будет похож на тот, но только я внесу кое-какие изменения в фасаде постройки. От принятого решения на сердце стало радостно, и мне подумалось, что Тамара одобрит моё решение.
В этот раз мне хотелось повидать всех. Бабушку я не застал и, подумав, оказался подле Анны. Бедная моя сестра! Она уложила детей спать, а сама пыталась утихомирить своего пьяного мужа. Он был готов броситься на неё с кулаками… Этого вынести я не мог, во мне вспыхнула ярость, и что было сил я обрушился на него. Артур не устоял на ногах и рухнул на пол. Он был в недоумении, впрочем, как и Анна тоже. Но не я своим телом повалил его, а моё желание остановить Артура повергло его на пол. Это я после узнал от Учителя. Мне было жалко Анну, но я не мог ничем помочь ей. Всё, что я видел, причиняло мне нестерпимую боль, больше я не мог оставаться здесь. И тогда я перенёсся в дом отца. Он был дома и мы долго разговаривали с ним. Я решился задать ему вопрос, который не давал мне покоя: «Отец на похоронах сказал, что виновен, но в чём?»
– Отец, - обратился я к нему, - в чём ты считаешь себя виноватым?
– О чём ты?
– Когда умерла мама, мы были совсем маленькими. Когда же хоронили меня, ты просил простить тебя… За что?
– Твоя смерть - мне в наказание! Ты прав, когда умерла Татьяна, твоя мать, вы были ещё детьми. И она просила меня заботиться о вас, сохранить вас, а я… - отец осёкся.
– Я ни в чём не виню тебя.
– Ты-то, может и нет, а она? Моя Танечка, она не простит мне этого никогда. Я не удержал Анну, она несчастна в браке. А что видел ты? Я мог дать тебе больше, но ничего не сделал. За это Господь и наказал меня. Он отнял тебя. А ты - мой единственный сын!
– Не казни себя так, отец, - я пытался успокоить его.
– О чём ты говоришь, сынок? Наш род закончен на тебе: ты не дал ему продолжение, а я уже не способен на это.
Я не находил, о чем заговорить, отец был безутешен.
– Если б ты знал, сынок, как я хочу уйти к твоей матери…
– Не спеши, её нет там!
– Ты в своём уме? Разве ты не видел её?
– Нет, отец, не видел. Танюшка, дочь Анны, вот где сейчас наша мать и твоя жена.
– Нет!.. Нет… Это невозможно… Вот почему малышка… так во всём похожа на неё. Жесты, посадка головы, а голос… Это бред… Она не могла уйти, не дождавшись меня; она не могла…
– Отец, - я тряс его за плечи, желая привести его в чувства, - отец, но это так. Я знаю точно.
Он смотрел на меня, но не видел и всё продолжал бормотать:
– Она не простила меня… не простила…
Какое-то время я был с отцом, но он совсем не замечал меня. Мне, словно ребёнку, хотелось расплакаться. И, как в детстве, хотелось зарыться лицом в складках юбки Анфиски и выплакать всю боль и обиду. Невольно я снова оказался в доме бабушки. Анфиска и бабушка были в саду. Я подошёл к ним. Не знаю, к кому мне хотелось прижаться больше… Обе женщины обомлели. И я обнял обеих сразу… Анфиска хлопотала, накрывая на стол, а мы с бабушкой разговаривали об отце. Рассказал я и о матери. Я просил бабушку помочь отцу, она только разводила руками и плакала.
– Я не знаю, когда он был здесь в последний раз. Не приезжает он ко мне, да и не станет слушать он меня…
Мы засиделись до поздних петухов, мне было время уходить. Но уходить не хотелось. И всё же я не мог оставаться здесь…
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18
Утром меня разбудил Учитель, и мы с ним отправились в путь. Он держал меня за руку, и мы куда-то перемещались. Должно быть, место, куда мы направлялись, было далеко. Потому что я успел над этим поразмыслить.
И вот мы остановились. Я огляделся. О! Что это? Где мы? Здесь всё было не так: стоял невообразимый шум, голоса сливались; что-то двигалось, поднимались клубы пыли, от которой першило в горле, и слезились глаза. Я был в замешательстве…
– Пойдём, - сказал Учитель, и я последовал за ним. Мы немного удалились от ужасного места, но и здесь было не лучше, хоть и тише, и меньше пыли.
– Здесь ты будешь работать, - обратился ко мне Учитель, - в нужное время я буду приходить за тобой. А вот и Вайнер, он всё тебе объяснит, - Учитель жестом указал на приближающегося человека.
Тот поднял руку, легким жестом приветствуя нас, и Учитель исчез, а я остался стоять перед человеком, одетым в грубые штаны и грязной рубахе навыпуск. Его руки, с расширенными в суставах пальцами, были грубы. Не знаю почему, но я видел только эти руки, а уж только потом рассмотрел его лицо: обычные бесцветные черты. В тело, казалось, въелась вся пыль, и от этого оно было сероватого оттенка. Глаза! Вот что было живым на этом огрубевшем и неподвижном лице: карие, почти чёрные, они были добры, взгляд мягкий; но эта мягкость терялась в общей суровости лица.
– Вайнер, - представился он.
– Николай, - ответил ему я.
– Ты надолго?
– Не знаю, должно быть, это небольшой срок – двадцать лет, - ответил я немного неуверенно.
– Двадцать? Конечно немного в сравнении с веками, но и долго в сравнении с днями. Что ж, идём, - и он пригласил жестом следовать за собой.
Мы шли к дыре, зияющей чернотой в невысокой и со всех сторон осыпающейся горе. На пути попадались люди, разные: и подавленные, и весёлые, кто-то даже напевал, но все они были увлечены работой, каждый делал что-то своё. Нас, а точнее меня, провожали взгляды, полные сочувствия или ненависти. Но не было безразличия. От ненависти меня коробило. Да, я был во всем чистом, а моё лицо свежим, ничуть не пострадавшим от удушливой пыли. Я чувствовал себя очень неловко и старался никого больше не рассматривать. Мы вошли в тёмный тоннель, в нём лишь изредка в стенах горели установленные светильники. Когда мы проходили их, то по стенам метались причудливые тени. Мы проходили какой-то лабиринт: ходы, ходы, повороты, тупики…
Здесь было сыро, и от этого холодок охватывал тело. Но вот мы остановились.
– Я сейчас вернусь, - сказал Вайнер и исчез в одном тёмном проходе.
Я огляделся. Здесь добывалась руда, какая-то порода, лежал отбойный молоток. Освещение было скудным.
– На, это тебе, - Вайнер вырос как из-под земли, - сегодня ты будешь работать со мной, - и он протянул мне такой же отбойный молоток, что я видел.
Вайнер показал мне и объяснил, как им пользоваться. Но у меня почти ничего не получалось. Он же работал бойко, быстро, с лёгкостью в движениях, как бы играючи. Как ни старался я быть выдержанным, силы оставляли меня. И, наконец, прислонившись к стене, я выронил из рук молоток. Вайнер тряхнул меня за плечо, мне пришлось открыть глаза, но веки были так тяжелы, что я их с трудом удерживал.
– Так не пойдёт, - скорее по губам прочёл я, нежели услышал Вайнера.
Он, поддерживая меня, отвёл немного в сторону и усадил; исчез и снова появился, держа в руках непонятную посуду.
– Попей, будет легче, - и он протянул мне какой-то напиток, глотнув который, я закашлялся. Вайнер рассмеялся, а я разозлился:
– Не вижу ничего смешного!
– Да ты не злись, попей ещё, пройдёт всё. Душно тут, да пыль. Привыкнешь.
Он говорил добродушно, улыбаясь мне. Я отпил ещё из этой посудины непонятной формы, жидкость разливалась по телу теплом. Так казалось мне.
– Что это? – спросил я у Вайнера.
– Малиновая настойка с мёдом и кое-какие травы. Сам изобрёл, - явно желая показать себя, с важностью ответил Вайнер. - Ну что, отошёл? – добавил он, принимая от меня пустую посудину. - Вон там тележка, - и он указал на тупик, - то, что надробил, вывези наверх, я покажу дорогу, и где оставить.
Силы мои были восстановлены. Я сходил за тележкой и вопросительно посмотрел на Вайнера: «А как это всё собирать?», и он, словно прочтя мои мысли, наклонился и быстрыми ловкими движениями стал собирать руду руками, наполняя тележку. Я последовал его примеру. Вдвоем мы быстро наполнили тележку. Мы отправились наверх. Вайнер шёл впереди, а я за ним, толкая тележку. Он показал мне, где ссыпать руду. Наверху хоть и было пыльно, всё ж дышалось легче, и я словно опьянел, у меня всё поплыло перед глазами, но усилием воли я удержался на ногах. В этот день я отбил всего шесть тележек руды. Это было очень мало, но Вайнер мне ничего не сказал. Он проявил ко мне сострадание, и я ответил ему взаимностью. Я чувствовал в себе силы и, когда вывез последнюю свою тележку с рудой, стал загружать руду, которую добывал он. Вайнер улыбнулся, хотел что-то сказать, но промолчал.
Поднявшись наверх в очередной раз, я увидел Учителя, он шёл, направляясь ко мне.
– Ты ещё долго будешь работать? – спросил Учитель.
– Нет, кажется, я своё вывез уже…
– Он помогает мне, - оборвал меня на полуслове Вайнер, неизвестно откуда взявшийся, и добавил: - Ты можешь идти. Благодарю за помощь. – И, не добавив ни слова, он исчез в темноте тоннеля.
– Учитель, - обратился я, - я что-то сделал не так?
– Потом всё обсудим. Идём, - он взял меня за руку, и мы снова долго перемещались.
И вот мы уже у домика Учителя, маленького и аккуратного. Только теперь я почувствовал, что устал.
– Иди, умойся, - предложил Учитель, - и переоденься, я всё там приготовил для тебя.
Повторять дважды не было нужды. Приведя себя в порядок, я вошёл в дом и сразу же бросился на кровать. Сон вмиг окутал меня.
Очнулся я от того, что меня будил Учитель.
– Что, снова на работу? – ужаснулся я.
– Нет, вставай покушать. Учение на сегодня отложу, просто поговорим, если захочешь.
Пшеничные лепёшки и душистый мёд, да чай на травах приободрили меня.
– Что сегодня произошло у Вас? – спросил Учитель меня, и я сразу понял, что он имел в виду меня и Вайнера.
Я коротко рассказал ему о прошедшем дне. Учитель слушал молча; он продолжал молчать, когда я закончил рассказ.
– Учитель, я что-то сделал не так? – снова поинтересовался я, меня съедало любопытство: что же всё-таки произошло?
Учитель какое-то время молчал, а потом, скорее рассуждая вслух, чем обращаясь ко мне, заговорил:
– Как это не похоже на Вайнера! Неужели в его душе проснулось сострадание?.. И это после семи веков-то?! Что ж, посмотрим, что будет дальше, - и, глянув на меня, он сказал: - Отдыхай, а мне надо отлучиться ненадолго. Меня не жди, возможно я задержусь.
Он встал и вышел из дома, а я лёг на кровать и, пока сон не взял меня в свои объятия, пытался осмыслить слова Учителя о Вайнере.
Не знаю, когда вернулся Учитель, и как я заснул, но очнулся я от толчка как бы изнутри. Открыв глаза, я увидел Учителя, он стоял у окна. Заметив, что я проснулся, он обратился ко мне:
– Вставай, пора на работу. Как и в прошлый раз, я приду за тобой. И… - он осёкся, не закончив фразы.
Какое-то время было полно однообразия. Вайнер был молчалив, мне даже казалось, что его взгляд потускнел. В сердце закралось сомнение: не из-за меня ли? Ведь он проявил ко мне сострадание, за что, возможно, был наказан. Этого я не мог допустить и старался как можно лучше работать, чтобы хоть как-то оправдаться перед Вайнером.
И вот однажды, закончив свою работу, я, как бывало нередко, снова стал помогать Вайнеру. Я заметил улыбку на его лице, а в глазах блеснул живой огонёк. Наполнив в очередной раз тележку, я хотел подниматься наверх, но Вайнер остановил меня, положив руку на плечо.
– Отдохни, - предложил он и присел на корточки рядом с тележкой.
Я сделал также. Глядя на меня в упор, Вайнер спросил:
– Я не противен тебе?
– Нет, с чего ты взял?
– И ты не испытываешь ко мне ненависти?
– Нет, наоборот, ты был добр ко мне. За что же ненавидеть тебя?
– Значит, я не ошибся, ты всего раз был на Земле, иначе по-другому бы рассуждал.
– О чём ты, Вайнер? – в первый раз я обратился к нему по имени.
– Да так… Ненавидят меня здесь…
– Но не я!
– Знаешь, - обратился он ко мне, - я не знаю, что происходит во мне… Понимаешь, меня сгноить хотели здесь, да я выжил. Дали работу получше, да я ненавидеть всех стал, и меня тоже все. Кто здесь подолгу работает, презирают за то, что я выбился вроде бы как в старшие среди них. А ты не такой, тебя как брата хочется обнять. Мне дико это чувство, я никого не любил. Меня словно изнутри что-то распирает, боюсь не выдержу, взорвусь…
Немного помолчав, он продолжил:
– Жалко мне порой становится всех их, - и он жестом указал вокруг себя, - гибнут ведь многие ни за что…
– Как ни за что? – удивился я.
– Да так… Прояви они хоть каплю жалости друг к другу, быстрее бы оставили весь этот кошмар, так нет же, подлости строят, измываются один над другим, - бросил он в сердцах.
– А ты-то сам, что ж здесь, если знаешь выход?
– А куда мне идти? Кто и где меня ждёт? Ты знаешь, сколько я здесь? Семь веков! Привык уже… Да и не так давно понял, что можно к ненавидящим тебя относиться по-другому… Это ты во мне всё перевернул вверх дном… - и Вайнер резко вскочил на ноги и с силой толкнул тележку, да так, что она чуть не перевернулась. Я не стал его останавливать.
Я ждал, пока Вайнер вернётся. И вот он идёт. Голова опущена, и мне кажется, что он обессилел. Оставив тележку, он подошёл ко мне. Его глаза были влажными:
– А как там? – спросил он многозначительно. – Ты ведь каждый день там бываешь?
– А ты не помнишь? Ведь не сразу же сюда попал?
– О! Тогда было ещё хуже, чем здесь. Сплошной кошмар, - и он передёрнулся.
– На какой срок ты отправлен сюда?
– Навечно! – выдохнул Вайнер. - Мне было лучше исчезнуть…
Вдруг он насторожился и, глядя на меня, сказал:
– Идём, это за тобой. Но их много… К чему бы это?
Мы быстро поднялись наверх, я удивился лишь, как это Вайнер определил, что делается «там»? У меня не получалось. Выйдя из тоннеля, мы оба замерли. Перед нами было три человека в белых одеждах, и чуть поодаль стоял Учитель. Как странно было видеть здесь людей в белых одеяниях, и как разителен был контраст между ними и всеми, населявшим эти рудники.
Все, кто работал наверху, оставили свои работы, всё внимание было приковано к этим людям в белом. Один из них обратился к нам: сначала - ко мне, потом - к Вайнеру:
– С этого момента ты освобождаешься от работ на руднике. Твой Учитель будет заниматься с тобой и всё объяснит тебе. Ты же, - он обратился к Вайнеру, - последуешь за нами. Тебе даруется жизнь!
Вайнер словно обезумел, он бросился ко мне и зарыдал, бормоча сквозь рвущиеся стоны:
– Это всё ты перевернул, ты… вверх дном… я ненавижу тебя, нет… нет… ты вернул меня к жизни… ты брат мне… Зачем? … Я не смогу там жить… - и так же внезапно, как начались его стенания, всё стихло в нём. Он отпустил меня и, хлопнув по плечу, сказал вполне внятно:
– Прости, Николай, весь мой бред. Ты как брат мне, но я не хочу тебя больше видеть… Может быть потом когда-нибудь… Прощай! – и он пошёл к людям в белом, а я - к Учителю.
Больше я не был на руднике. Так было решено не мной. И я не знаю, радоваться этому или нет. Возможно, лучше было бы мне работать там, тогда бы оставалось меньше времени для моих безумств. Но об этом чуть позже.
Когда мы вернулись с Учителем домой, я спросил у него:
– Что произошло сегодня на руднике?
– Это редкий случай, когда освобождался от повинностей сосланный на смерть, - ответил Учитель. - Ты же освобождён тоже. И не случайно, потому что ты своими действиями вверг Вайнера в смятение, тем самым помог сохраниться душе. Это очень важно. Со временем ты это поймёшь.
– Что же ждёт меня теперь?
– Да ни чего! Будешь жить и учиться. А по истечении срока повинностей – двадцать лет – начнёшь работать, а пока свободен ты, понимаешь, свободен! – и Учитель, подойдя, привлёк меня к себе.
Свобода! Полная свобода! Я мог путешествовать, да ведь мне надо было обустраиваться, не мог же я вечно жить у Учителя.
Первое время после освобождения от повинностей на руднике я усиленно занимался. Учился владеть своим телом при перемещении на разные расстояния. Мне это казалось сложным, но куда было сложнее с конструированием одежды. Я никогда не задумывался над тем, как она кроится и шьется. А теперь мне предстояло овладеть этим искусством. Здесь нет портных. Каждый сам себе и портной, и швея. Одежда может меняться мгновенно, стоит только захотеть и подумать об этом.
Но есть одна деталь, без который все труды будут напрасными: чтобы вещь была в пору и хорошо смотрелась, надо чётко представлять себе, где и как она будет закреплена, где будут складки и разрезы, и каковы её размеры. Мне это давалось с трудом. Всё, что я пытался водрузить на себя, не было прочным. И, не будь рядом Учителя, ходить бы мне в лохмотьях.
Одежда… Из чего она? Это тонкая материальная субстанция, достаточно плотная и ощутимая. Можно, не зная названия ткани, а просто представляя, какой она должна быть: мягкой, грубой, плотной и так далее, выбирать её. Цвет и фасон одежды зависит от фантазии её творца.
Однажды в беседе мне Учитель рассказал об очень важном. Мне было трудно многому научиться, и Учитель объяснил мне это так:
– Не переживай, Николай, таких «неумех», как ты, много. Это зависит от того, сколько раз ты жил в теле.
– Как это? – поинтересовался я.
– Дух, не единожды заключённый в тело, богат опытом предыдущих жизней, в том числе и вне тела. Такие духи после перехода сюда в короткий миг восстанавливают свои знания, и им уже не надо учиться. Ты же совсем молод. Приобретая знания, ты их сохранишь. Рано или поздно ты вернёшься на Землю, но придя вновь сюда, тебе я не буду нужен. И вообще нужды в Учителе не будет. Разве что будет определён кто-то встречать тебя. Таков обычай.
– Зачем вообще возвращаться на Землю, ведь здесь так хорошо?
– Не всем хорошо и не всё! Каждый идёт на Землю за чем-то своим, чего невозможно приобрести здесь.
– Разве такое возможно?
– Ещё как! Дух не порождает духа, как плоть порождает дитя от плоти. И здесь невозможно найти любовь!
– Любовь?! Почему невозможно?
– Любовь… О ней можно говорить по-разному. Здесь есть любовь, она возможна везде. Но… обрести любовь – любимого или любимую – это дано только людям. Здесь же можно продолжать любить, и только…
– Как же так? – не унимался я, но мой вопрос повис в воздухе. Учитель погрузился в свои думы. Потом, как бы стряхнув с себя всё навалившееся, он спросил:
– Ты что-то ещё хочешь знать?
– Да. Мне бабушка говорила, что после смерти любящие встречаются.
– Это так, она права.
– Учитель, - обратился я к нему осторожно, - я хочу увидеть Тамару. Это возможно?
– Знаешь, - он подбирал слова, не зная, как сказать мне об этом, - не торопи эту встречу… Найди себе хоть пристанище какое… - Он какое-то время молчал, а после продолжил: - Негоже как-то без дома. Куда же ты её введёшь, что ты ей предложишь?
Слова Учителя заставили меня задуматься. Да и вообще его поведение было весьма странным, когда разговор заходил о Тамаре. Это наполняло меня тревогой. Конечно, я был согласен с Учителем, что мне надо строить дом. Но где? Надо найти место, а для этого – путешествовать.
Мои учения стали приносить плоды. Передвигался я свободно, кое-чему научился и в конструировании одежды. Пусть хорошо получалось только простое, но мне этого было достаточно. Научился я и готовить себе пищу. С едой здесь всё обстоит так же, как и на земле, с той лишь разницей, что не едят мяса, его попросту нет. Да и нужды в нём нет. Учитель объяснил мне ещё некоторые условности Небесной Страны.
– Когда будешь путешествовать, да и мало ли с чем придётся соприкоснуться, будь внимателен прежде всего к себе. Если тебе что-либо не нравится в человеке, извинись перед ним и быстро удались от него на любое расстояние. Вообще же, - продолжал Учитель, - зло всегда отличимо. Даже у Ангелов зла глаза колючие и холодные, постоянно бегают. Лучше не входить вообще в контакт с ними… Особых правил в общении не существует, просто живи, полагаясь на свою интуицию.
Этот разговор зашёл, как раз когда я хотел отправиться в путешествие.
– Ты достиг в учении многого. Образование же получишь постепенно, а пока можешь быть свободным, - говорил мне Учитель.
– Образование? – переспросил его я.
– Да. Тебе дан доступ во все отделы книгохранилища, значит ты должен получить образование.
– Я как-то совсем забыл об этом.
– Такое нельзя забывать и нельзя упускать возможность учиться.
– Учитель, а вовремя моего отсутствия, чем займёшься ты?
– Не знаю. Я не думал об этом. Хотя, скорее всего, отправлюсь к старцу Николосу. Нам всегда есть, о чём поговорить.
– Мы можем пойти к нему вместе, я тоже хотел бы его повидать.
– Что ж, тогда после отдыха и отправимся к нему.
Решено – сделано, и вот уже старец приветствует нас. Рядом с двумя дорогими мне существами я обрёл уверенность в себе, в своих силах. Не думая надолго оставаться у старца Николоса, я всё же задержался у него.
Мне было интересно возиться с пчёлами: проверять рамки, да и просто наблюдать за этими насекомыми – трудягами. Хватало забот и по саду. И мы втроём работали в саду: прочищали заросшие травой арыки, поливали сад, но больше всего мне нравилось ухаживать за цветами. Что меня удивило? Сами цветы! Они имеют каждый свой голос и тихо напевают. Можно было сказать, что я очутился в сказке. Присев возле огромного куста розы, после того, как полил его, я любовался огромным цветком – нежно-розовым, благоухающим:
– Роза, как ты прекрасна! – вырвалось у меня.
– Хочешь, я спою тебе? – я не слышал, кто говорит это, но вопрос был задан реально.
– Кто ты? – спросил я.
– Роза! Разве ты не догадался?
Моему удивлению не было границ!
– Разве цветы умеют петь?
– Смешной ты какой-то, конечно умеют, Хочешь, спою?
– О! Да.
Это было тихое нежное звучание. Мелодичные переходы в напеве сменялись один другим. Слов не было, только звучание неведомого мне инструмента. Я был заворожён. И, видимо, очнулся не сразу. Но сколько я ни пробовал заговорить с розой снова, у меня ничего не вышло, и я решил, что мне всё пригрезилось.
Это событие не давало мне покоя, и я рассказал о случившемся. Стариц Николос спросил:
– Ты помнишь, какая это была роза?
– Конечно, помню.
– Покажи мне её.
Когда мы подошли к кусту роз, я указал на прекрасный цветок. Старец срезал его! Я только успел ахнуть от неожиданности. Вернувшись в дом, старец поставил розу в красивую вазу из прозрачного стекла и, глядя на меня, сказал:
– Не расстраивайся так. Пока она постоит здесь, а как опадут лепестки, собранная энергия отправится на Землю, и там родится малыш.
Я был в полном недоумении, что вызвало смех у Учителя.
– Николай, тебе так много ещё предстоит узнать! Понимаешь, на Земле росла роза, она впитывала в себя солнечные лучи и, собирая их, копила энергию. Но её срезали. Когда лепестки завяли или осыпались, энергия освободилась и, поднявшись ввысь, нашла родственное себе – розу, похожую на неё, и вселилась в этот цветок, - Учитель указал рукой на розу в вазе и продолжил, - здесь за ней ухаживали, и она окрепла. Спев песню тебе, она оповестила, что хочет жить и развиваться дальше. Это ведь всего лишь цветок… он может мыслить, но не разумен. У неё только и хватило разума заговорить с тобой и спеть, но этим всё и закончилось. Она ничего больше не может.
– Это что, все цветы так живут?
– Нет, не все, - ответил мне старец Николос, - только те, которые набрали достаточно энергии, чтобы дать жизнь телу.
– И что, разве любой может поступать так, как ты? – обратился я к Николосу.
– Нет, - вмешался Учитель, - у Николоса работа такая здесь.
– Поэтому я так и слежу за садом и цветником. Мне работа эта в радость.
То, что я узнал здесь о цветах, заставило меня несколько уединиться и поразмыслить.
Какое-то время я пробыл ещё с Учителем и старцем Николосом, а потом отправился в путь.
Не знаю, почему, но мне очень захотелось увидеть Марту и Бена. Подумав о них, я оказался около их дома. Теперь я свободно мог войти в этот дом. Марта очень удивилась, увидев меня, но и обрадовалась.
– Ты надолго? – спросила она, - а то Бена нет дома, вернётся, узнает, что ты был – голову совсем потеряет.
– Ничего, я дождусь его, торопиться некуда.
– Как ты? Успел устроиться?
– Нет, ещё нет. Вот хочу место найти, где дом ставить. Да хотелось вас повидать.
– Я рада, что не забыл про нас.
Мы долго разговаривали. Впрочем, Марта чаще задавала вопросы, а я ей отвечал. Потом она предложила мне пройтись по саду, на что я охотно согласился.
– Видишь, - говорила Марта, - все арыки чисты и всё полито, подрезано. Это Бен! Благодаря тебе он изменился.
– Почему ты так думаешь?
– Он всё время помнил тебя, а как-то раз сказал мне: «Я помощником тебе должен быть, пока отца нет, так Николай мне говорил». Знаешь, он мне так ничего и не рассказал о том, как вы расстались. Просто говорит, что проводил, и всё.
– Он просил меня взять его с собой, но я не мог этого сделать, да и не должен… ты же понимаешь…
– Да, конечно…
– Мам! Ты где? – оборвал Марту голос Бена, несущийся со двора.
– Ты немного побудь здесь, - обратилась ко мне Марта, - хочу подшутить над Беном. – И она легкой походкой направилась к дому.
Я тоже подошёл к дому, но остановился так, чтобы меня не было видно.
– Мам, ты такая веселая! Что случилось?!
– А вот угадай!
– Бен повертел головой во все стороны и выпалил:
– Николай! Ты в саду, выходи, я всё равно тебя найду!
Что мне оставалось делать? Я вышел во двор. Бен буквально чуть не сбил меня с ног. Когда прошла волна первого восторга у него, я спросил:
– Как ты догадался обо мне?
– Это было не трудно! Её глаза, - он обернулся к матери, - со дня твоего ухода так не светились, даже если я был послушным и всё делал, что она просила.
Розыгрыш не удался, Бен оказался хитрее нас. Но всё равно мы все втроём были счастливы. Мне хотелось расспросить Марту о её земной жизни, но я не решался на это. Когда Бен хоть вскользь упоминал об отце, у неё на глазах выступали слёзы. А мне хотелось видеть её радостной и улыбающейся, ведь улыбка была так ей к лицу.
Я понимал, что долго оставаться у них не стоит, так труднее будет прощаться, но нас незаметно настиг вечер, и Марта ни за что не отпустила бы меня в ночь.
Утром Марта с Беном проводили меня. Марта пыталась казаться весёлой, но в глазах её стояла грусть.
– Я ещё как-нибудь навещу вас.
– Я буду ждать, - только и ответила Марта. Повернувшись, она почти бегом направилась к дому. Бен хотел было кинуться за ней, но передумал и увязался за мной.
– Не думай, что буду, как в прошлый раз, просить взять с собой, я только немного провожу тебя. Можно?
– Конечно можно.
– А куда ты хочешь идти теперь?
– Пока хочу повидать родных своих.
– Значит, на Землю идёшь?
– Выходит, что так.
– Тогда мне лучше вернуться домой. Я не пойду туда с тобой.
– И то верно. Маму утешь и слушайся её, она у тебя ранимая очень.
– Знаю… Ну, прощай! – и Бен резко исчез из вида. Я же, подумав, оказался у дороги, обсаженной ольхой.
Мне надо было пройти через нечто плотное, чтобы достичь родных и Земли.
Рядом со мной никого не было, а я не знал, как мне преодолеть незримую преграду на пути. Я пытался просто войти, но натыкался на стену. Все попытки пройти были неудачны, что ввело меня в отчаяние. Тогда я увидел дом бабушки, и мне страстно захотелось быть рядом с ней. Одного желания оказалось куда предостаточно, чтобы пройти этот барьер. И вот я в родном доме. Внезапно я остановился: «А каким будет мой дом?» - подумалось мне… Вспомнилось, как нередко мы с Тамарой любовались одним домом в Саратове. Это был брошенный особняк, но если привести его в порядок… Решение было молниеносным: мой дом будет похож на тот, но только я внесу кое-какие изменения в фасаде постройки. От принятого решения на сердце стало радостно, и мне подумалось, что Тамара одобрит моё решение.
В этот раз мне хотелось повидать всех. Бабушку я не застал и, подумав, оказался подле Анны. Бедная моя сестра! Она уложила детей спать, а сама пыталась утихомирить своего пьяного мужа. Он был готов броситься на неё с кулаками… Этого вынести я не мог, во мне вспыхнула ярость, и что было сил я обрушился на него. Артур не устоял на ногах и рухнул на пол. Он был в недоумении, впрочем, как и Анна тоже. Но не я своим телом повалил его, а моё желание остановить Артура повергло его на пол. Это я после узнал от Учителя. Мне было жалко Анну, но я не мог ничем помочь ей. Всё, что я видел, причиняло мне нестерпимую боль, больше я не мог оставаться здесь. И тогда я перенёсся в дом отца. Он был дома и мы долго разговаривали с ним. Я решился задать ему вопрос, который не давал мне покоя: «Отец на похоронах сказал, что виновен, но в чём?»
– Отец, - обратился я к нему, - в чём ты считаешь себя виноватым?
– О чём ты?
– Когда умерла мама, мы были совсем маленькими. Когда же хоронили меня, ты просил простить тебя… За что?
– Твоя смерть - мне в наказание! Ты прав, когда умерла Татьяна, твоя мать, вы были ещё детьми. И она просила меня заботиться о вас, сохранить вас, а я… - отец осёкся.
– Я ни в чём не виню тебя.
– Ты-то, может и нет, а она? Моя Танечка, она не простит мне этого никогда. Я не удержал Анну, она несчастна в браке. А что видел ты? Я мог дать тебе больше, но ничего не сделал. За это Господь и наказал меня. Он отнял тебя. А ты - мой единственный сын!
– Не казни себя так, отец, - я пытался успокоить его.
– О чём ты говоришь, сынок? Наш род закончен на тебе: ты не дал ему продолжение, а я уже не способен на это.
Я не находил, о чем заговорить, отец был безутешен.
– Если б ты знал, сынок, как я хочу уйти к твоей матери…
– Не спеши, её нет там!
– Ты в своём уме? Разве ты не видел её?
– Нет, отец, не видел. Танюшка, дочь Анны, вот где сейчас наша мать и твоя жена.
– Нет!.. Нет… Это невозможно… Вот почему малышка… так во всём похожа на неё. Жесты, посадка головы, а голос… Это бред… Она не могла уйти, не дождавшись меня; она не могла…
– Отец, - я тряс его за плечи, желая привести его в чувства, - отец, но это так. Я знаю точно.
Он смотрел на меня, но не видел и всё продолжал бормотать:
– Она не простила меня… не простила…
Какое-то время я был с отцом, но он совсем не замечал меня. Мне, словно ребёнку, хотелось расплакаться. И, как в детстве, хотелось зарыться лицом в складках юбки Анфиски и выплакать всю боль и обиду. Невольно я снова оказался в доме бабушки. Анфиска и бабушка были в саду. Я подошёл к ним. Не знаю, к кому мне хотелось прижаться больше… Обе женщины обомлели. И я обнял обеих сразу… Анфиска хлопотала, накрывая на стол, а мы с бабушкой разговаривали об отце. Рассказал я и о матери. Я просил бабушку помочь отцу, она только разводила руками и плакала.
– Я не знаю, когда он был здесь в последний раз. Не приезжает он ко мне, да и не станет слушать он меня…
Мы засиделись до поздних петухов, мне было время уходить. Но уходить не хотелось. И всё же я не мог оставаться здесь…
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18