Инна Волошина
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
"ЗА ПОРОГОМ ЖИЗНИ, или ЧЕЛОВЕК ЖИВЁТ И В МИРЕ ИНОМ"
("Единство Всех Миров")
1
2.1
2.2
2.3
3.1
3.2
4.1
4.2
5.1
5.2
6.1
6.2
7.1
7.2
8
9.1
9.2
10.1
10.2
11.1
11.2
12.1
12.2
13.1
13.2
14
15.1
15.2
16.1
16.2
17
18
Внезапно мы вышли из рощицы и увидели, что находимся в чьём-то дворе. Перед нами тянулись ровные грядки, на которых уже хорошо завязалась капуста и начинали спеть помидоры. В стороне огорода стоял дом, большой и красивый с надстройкой на крыше - он производил впечатление. Всё здесь было ухожено и аккуратно. Мы направились к дому. Вход в дом образовывал туннель виноградника, и в проход свисали крупные грозди янтарно-жёлтых ягод, налитых так, что были чётко видны семена.
Но в дом войти нам не пришлось. Из-за угла вышел мужчина и посмотрел на нас с удивлением.
– День добрый, хозяин, - обратился я к нему.
– День добрый, - отозвался тот, с любопытством разглядывая нас.
– Мы путешествуем, - сказал я, - и попали в рощицу, из которой вышли к дому.
– Это персиковая роща.
– Персиковая? Удивился Бен. – Но там нет персиков!?
– Она так зовется, вот и всё. Что ж, проходите, если уж пришли.
Мужчина был не рад нам, видимо, мы его отвлекали от работы.
– Отдохните немного там, - он указал рукой в сторону двух раскидистых деревьев во дворе дома, - я сейчас вернусь.
Мы с Беном пошли, переглядываясь, куда нам указали.
– Странный он какой-то, - сказал, о чём-то размышляя, Бен.
– Он просто занят, - отозвался я.
Под деревьями стоял небольшой столик на одной ножке, врытой в землю, и с двух сторон от него – лавочки. Мы сели с Беном друг против друга. На столе стоял кувшинчик с малиновой жидкостью, а рядом в подстаканнике – стакан. Мы не были уставшими, и вынужденное безделье тяготило нас. Уйти не было возможности, это значило оскорбить хозяина, а он явно задерживался.
И вот он появился снова – он, и не он… Теперь, вместо темного хитона, обнажавшего его ноги чуть выше щиколотки, на мужчине была белая одежда, скреплённая на правом плече крупной брошью, ткань мягко спадала к ногам. Левое плечо и рука обнажены, правую же скрывали складки ткани. Лишь облик говорил, что перед нами тот же человек: тёмные волнистые волосы обрамляли открытое лицо с правильными чертами. Над живыми лучистыми глазами цвета волны - тонкие брови вразлёт. Прямой нос с лёгкой горбинкой и полные губы. Это был очень красивый мужчина.
– Я задержался, но теперь вы мои гости, - в его голосе больше не было нетерпения, и он приобрёл мягкость и звучность.
– А мы - путешественники, - совсем без робости первым отозвался Бен, что вызвало улыбку у мужчины.
– Я знаю, что вы путешествуете.
– Ты догадался?
– Нет, это видно.
– По чему? – не унимался Бен, разглядывая то себя, то меня.
– Хотя бы по одежде! Вы издалека. И ты ему, - мужчина указал на меня, - не сын.
Бен был сражён, да и меня это тоже удивило.
– Óдин, меня зовут Óдин, - представился он.
– А я Бен, а это мой друг Ник.
– Ник? Ты просто зовёшь его так? У него есть полное имя, как и у тебя.
– Николай его зовут, а я - Бенедито, - сказал Бен, совсем упавший духом.
– Николай, ты ищешь место, где тебе остановиться; сейчас я свободен и мог бы быть вашим гидом. Вижу, вы не устали, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.
– Я не возражаю, но Один, откуда ты так много знаешь о нас?
Он улыбнулся, но ответил уклончиво:
– Пойдёмте, по дороге всё объясню.
И мы снова прошли мимо дома, затем пошли вдоль грядок к рощице.
– Мне нравится работать на земле. Это так радует, когда видишь результат своей работы, - говорил Один, показывая на ровные грядки.
И вот мы снова в рощице. Бен во все глаза рассматривал деревья. Пока мы ждали хозяина дома, день сменился вечером, и теперь листва персиков, казалось, отливала золотом.
– Это декоративные персики, - сказал Один, - вид, вымерший на Земле.
– И такое росло на Земле? – спросил Бен.
– Да, были такие времена, но очень давно. Стоит ли вспоминать о том, что кануло в Вечность… Я - ваш гид, идёмте.
И Один ускорил шаг, тем самым увлекая нас за собой. Мы шли по золотой роще, и я стал улавливать нарастающий шум. Я лишь мог предположить, что это шумит вода.
Внезапно рощица осталась позади нас. Мы вышли к морю! Как оно грандиозно и неповторимо! Волны стремительно неслись к берегу, курчавились, разбивались о камень и отползли назад, пенясь, чтобы с новой силой обрушиться на берег. В ритмичности движения волн было что-то чарующее и захватывающее дух.
– Здесь крутой склон, - заговорил Один, - но хорошо видно море. А там, вон за тем мыском, - он указал на него рукой, - город. Его название Асгард!
– А какой он? – спросил Бен.
– Кто?
– Да не кто, а что! Город?
– Если хотите, мы можем сразу и отправиться туда, - говорил нам Один.
– Только по берегу, - предложил я.
– А ты, Бенедито? – поинтересовался Один.
– Я не возражаю.
– Что ж, идёмте.
Снова Один идёт впереди, а мы за ним. Ни я, ни Бен никогда не видели моря… Здесь всё было почти нереально, во всяком случае, так воспринималось. Мы, прожившие в небольших городах, были заворожены увиденным. По побережью мы дошли до города. Бен успел окунуться в воду, сбросив одежду на ходу.
Ни о чем не хотелось говорить, только слушать шорох растекающейся по песку морской воды, видеть набегающие одна на другую волны. Это так прекрасно – наслаждаться спокойствием, когда тебя переполняет необъяснимая радость к жизни и всему, что окружает. Бен, искупавшись, догонял нас.
– Не хочу быть навязчивым, Николай, но ты не оставишь выбор на этой планете. Ты пойдёшь дальше.
– Почему ты так решил, Один?
– Просто я это вижу по тебе. Ты можешь приходить сюда, чтобы отдохнуть, но жить… Понимаешь, Николай, всё твоё существо стремится к покою и простоте. Здесь же ты всё воспринимаешь как что-то нереальное, сказочное. Это ведёт к напряжению. Поэтому ты будешь искать место более спокойное.
– Ты прав. Для меня здесь всё: как яркие сказочные декорации.
– О, Николай! Как много вы ещё с Бенедито не видели… Есть места, красота которых не может быть передана словами: яркость красок, множество оттенков, их насыщенность… Может и сможешь ты когда-нибудь достичь этой красоты…
– Да, я ещё очень много не знаю. Мне предстоит учиться.
– Николай, не зная, где ты уже побывал, и где определён твой выбор, попробую предугадать. Ты остановишься на одной из трёх планет: на планете Озёр, Розовой, или, в крайнем случае, Мраморной, хотя она слишком мрачна для поэта…, поэта-лирика.
– Один?!
– Я что-то сказал не то?
– Но ведь я не говорил тебе о том, что писал стихи. К тому же, как поэт, я не состоялся, и …
– Не важно, как было воспринято твоё творчество, важно, что твоя душа – лирик. И ты прав: тебе многому придётся учиться. Извини, если я задену твоё сугубо личное, но мне хочется дать тебе один совет.
– Совет?
– Да, ты слишком чист и наивен. Мне хочется уберечь тебя, если это удастся, от необдуманных поступков.
– О чём ты, Один?
– Николай, не всегда мы получаем то, чего страстно желаем. Ты найдёшь место, где поставишь дом. У тебя будет почти всё…, - он едва заметно колебался, подбирая слова, - но будет неудовлетворённость… как бы сказать… в обществе что ли. Не заостряй на этом внимания и не наделай глупостей. Отдайся целиком учёбе и познаниям. В этом будет твоё спасение.
– Один, что именно ты имеешь ввиду? Мне грозит какая-то опасность?
– Нет, Николай, тебе ничто не грозит. Просто ты неуклонно идёшь к непоправимому.
– Но я не совсем понимаю тебя, Один…
– Придёт время, ты поймёшь всё, вспомнив наш разговор. А как насчёт планет, - он явно пытался сменить тему разговора, - я не сильно ошибся, называя их?
– Да нет, на Розовой мы уже побывали с Беном, а вот о Мраморной мне ничего не говорилось.
– Тогда твой выбор падёт на планету Озёр, ведь на Розовой ты не остался.
– Да, но мне хотелось увидеть и другие места, чтобы сделать выбор.
– Какой выбор, Ник? – спросил, догнав нас Бен.
– Невежливо встревать в разговор, а потом, он не Ник, а Николай, - строгий тон Одина несколько охладил пыл юного Бенедито.
И вот мы вышли к городу. Все обиды были забыты. Город этот так необычен! Рядом с небольшими аккуратными домиками стояли настоящие дворцы! От земли они были от тёмно-малинового до бордового цвета, а со второго этажа – белые. Зрелище захватывающее.
– Один, почему они такие цветные? – спросил Бен, кивнув в сторону построек.
– Так вот устроено. Чем светлее первый этаж постройки, тем позднее оно сооружено. Со временем розовый цвет станет тёмным и сгустится до бордового. А то, что верхние этажи из белого, тем и не похож наш город на другие.
– Ты говоришь: «наш город», а сам живёшь вне его. Почему? – не удержался я.
– Мне спокойнее быть вдали от всей этой суеты. А потом, я говорил, что мне нравится жить на земле, обрабатывать все те грядки, собирать урожай… Мне так хочется жить, так я и живу.
Мы шли по городу, разглядывая замки, дома и всё, что попадалось.
Люди были одеты большей частью почти как Один, я имею в виду мужчин. А женщины! … О! Богатство их фантазии неподвластно созерцанию. Мы шли по городу, казалось, здесь столько народу, но… очень многие знали Одина! Они приветствовали его кивком ли головы или просто улыбкой. Но что меня поразило ещё больше, это то, что мне известно под названием «базар» или «ярмарка» … Что в этом необычного? Это большая площадь, на которой без всякого упорядочения стоят прилавки. Что здесь есть? Всё съестное! А странность вся в том, что ничто не продаётся. Можно подойти и выбрать всё, что пожелаешь. Хозяин товара ещё и поможет тебе выбрать или сложить. Если поинтересуешься, то расскажет, как лучше приготовить, чтоб сохранить вкус продукта.
– Можно взять вот этот ананас? – робко спросил Бен, указывая на самый маленький.
– Конечно, бери, - ответил ему молодой человек, стоявший за прилавком, его лицо закрывала широкополая шляпа.
– Ты можешь выбрать и самый большой, - сказал Один, подходя к Бену.
– А что я буду за это должен?
– Ничего, просто поблагодари, и всё.
– Тогда я возьму вот этот, - и Бен протянул руку к плоду среднего размера и, глядя на молодого человека, сказал:
– Спасибо, дружище, что позволил взять любой ананас, ты, должно быть, очень добрый.
– Благодарю за тёплые слова, мальчуган, - молодой человек тыльной стороной руки поднял шляпу с глаз, слегка столкнув её на затылок, и мы увидели сияющее лицо юноши. Он был искренне рад. Мы пошли дальше. По дороге Один объяснил вот что:
– Бенедито по доброте душевной сказал тёплые слова юноше, тем самым он невольно позволил ему посмотреть на окружающий мир.
– Это как так? – спросил я.
– В прошлом этот юноша – вор-карманник. Он прошёл испытания и вошёл в Небесную Страну, но не приобрёл права видеть все её красоты. Ему была дана эта шляпа в наказание. Из-под её полей он мог видеть только возделываемые грядки и путь от поля до ярмарки, и обратно.
– И что, он её никогда не снимает? – вставил свой вопрос Бен.
– И не мог бы снять, не набери он определённое ему в наказание число похвал, идущих от чистого сердца. А Бенедито сказал ему сразу три тёплых слова: «спасибо», «дружище» и «добрый» …
– А как долго он так жил? — поинтересовался я.
– Как долго - не знаю, не присмотрелся к нему, но уже не один десяток лет.
– А сколько ему надо было набрать похвал? – любопытство Бена не имело границ.
– Это известно только Всевышнему, но это число примерно равно числу краж.
– Вот это да! А я что, тоже так буду в шляпе ходить? Я ведь тоже крал…
– Бенедито, - спросил Один, - что ты крал?
– Я-то … - Бен смутился, - хлеб из шкафа и конфеты из комода…
– А почему ты это делал?
– Мне жутко хотелось есть … Особенно когда мы жили с мамой у отца в городе … - Бен поник, окунувшись в воспоминания.
Я привлёк его к себе и сказал:
– Ну не расстраивайся, тебе в такой шляпе не ходить.
– Это верно, - подтвердил Один.
Бен смотрел на нас, как на богов, снимающих с него кару. Так вот, за разговором, мы шли потихоньку по городу.
Один рассказывал нам что здесь есть. В городе было три больших театра, были и просто подмостки для других представлений, которые давали бродячие артисты. Здесь есть и такие. Показал нам Один и дома для путешествующих, но при этом сразу оповестил нас:
– Ни в одном из них я не позволю вам остановиться. Вы – мои гости! И я приглашаю вас в свой дом. Никаких возражений не принимаю.
Впрочем, возражать мы и не собирались, наоборот, были очень рады. Мы все порядком устали. И Один повёл нас к морю. На побережье раскинулась персиковая роща, и теперь, когда день клонился к вечеру, листва деревьев отливала, казалось, золотом. Ветерок, дующий с моря, колыхал листву, и если, слегка прикрыв глаза, смотреть сквозь ресницы на деревца, то кажется, что множество маленьких радуг играет переливами в рощице. Это великолепное зрелище! Мне не хватает слов, чтобы сравнить это с чем-то ещё!
Бену не сиделось на месте, хоть и говорил, что устал, всё же пошёл купаться. Мне же хотелось просто насладиться открывшейся красотой персиковой рощицы и отдохнуть, внимая шуму набегающих на берег волн.
Опустившись на мягкую траву у подножий деревьев, мы с Одином отдыхали, думая каждый о своём. И мне пришла в голову интересная мысль: планета зовется «Радужной» не от этой ли игры света в листве персиковых деревьев?!...
Бен купался долго и вылез из воды только тогда, когда почти совсем обессилел. Он, пошатываясь, добрёл до нас и тоже опустился на мягкую траву. Я сел, опершись о ствол персика, Бен положил голову мне на колени, казалось, что он заснул. А я глядел на море и вслушивался в ритм этого гиганта. Что-то отзывалось во мне волнующей мелодией, мне хотелось это состояние запечатлеть стихом, но ничего не получалось. Тогда я отдался воле чувств и слушал странное волнующее звучание мелодии, в себе ли, или идущее от моря – не знаю.
Сгущались сумерки, и мы вернулись в дом Одина: подумав, все сразу оказались во дворе дома.
На Радужной мы оставались дольше, чем на Розовой. Мы помогали Одину работать на его грядках. Чтоб мы не выделялись в городской толпе, Один перекроил на нас одежду на свой лад. Работая в огороде, мы одевали такие же хитоны, что и Один. Бена это забавляло. А когда ходили в город, переодевались в более простые, в отличие от Одина, одежды, но изящные. Бен сильно смеялся, увидев меня в бирюзовом одеянии, мягко спадавшем к ногам и обнажавшем правую руку и плечо. А потом, получив сам подобную одежду, рассматривал себя. На нём было подобие хитона: мягкая белая ткань, скреплённая на плечах, волной спускалась вниз и перехватывалась узким пояском, и далее лёгкими складками образовывала подобие юбки. Всё это было выше колен. Бен смеялся:
– Что я – девчонка, что ли, в юбке ходить, и где это видано? Вот бы мама увидела, что б она сказала? Как ты думаешь, Николай? - За то время, что мы жили у Одина, Бен снова стал звать меня полным именем.
– Не знаю, что тебе сказала бы мама, но ты выглядишь прекрасно. Ты ведь видел, что такую одежду носят все мальчишки в городе.
– Видеть - видел, но не думал примерять её на себя.
– Один, что ты решил показать нам на этот раз? – спросил я, ибо собирал он нас в город особо тщательно, продумав одежду: фасон и цвет.
– Сегодня мы посмотрим одно из представлений бродячих артистов. Думаю, вам понравится.
И вот мы в городе около одной из открытых площадок: немного возвышенная каменная сцена полукругом, напротив её, тоже полукругом, зрительные места: неширокие резные лавочки из дерева с удобными спинками.
Между сценой и зрительскими местами круглая площадка, в центре которой треугольный бассейн с фонтаном. Вокруг бассейна среди зелени травы беспорядочно растут цветы: вьющиеся розы. Они то переплетаются ветвями, смешивая розовые цветы с белыми, то сами по себе – одиноки. Несколько ветвей распростёрлись по воде бассейна. Сейчас фонтан не бил, но когда все разойдутся, из центра бассейна взметнётся вверх струя воды, поддерживаемая снизу более мелкими фонтанчиками – создаётся своя гармония.
Зрителей было немного, и мы заняли хорошие места. Над сценой был натянут купол из материи, разрисованной декорациями. На них была изображена часть дома: открытое окно и веранда, обвитая лианами хмеля, шишечки которого проступали светлыми бликами на фоне тёмно-зелёной листвы, а справа от дома – сад.
Бен смотрел зачарованно на эту сцену и от нетерпения комкал руками подол своей одежды. Один, коснувшись его рук, мягко сказал:
– Не стоит так нервничать, Бенедито, представление сейчас начнётся.
Бен сидел между мной и Одином. Я огляделся по сторонам, мест свободных было ещё много, но собравшихся было намного больше, чем когда мы пришли. Моё внимание привлекла музыка. Тихая и мелодичная, она, нарастая, перешла почти в рёв и, вдруг, смолкла. В этот момент на сцене появился мальчишка в одежде шута: пёстрый в обтяжку костюм подчёркивал его стройное тело, на голове колпак, усеянный мелкими бубенцами, лишь их звон и нарушал внезапно наступившую тишину.
Шут подошёл к краю сцены, поклонился, коснувшись одной рукой пола.
– Труппа бродячих артистов приветствует вас, жители планеты Радужная! – его голос был чист и звонок. - Благодарю всех пришедших на наше представление.
Небольшая пауза, во время которой шут под перезвон бубенчиков отошёл вглубь сцены…
– Постановку мы назвали: «Вот если бы…», - снова коротенькая пауза, и шут продолжил: - Смотрите, слушайте, смейтесь и плачьте с нами!.. – и он, делая сальто назад, под звучание музыки исчез в глубине сцены.
Представление не было долгим. Всего две части. Диалоги актеров сопровождались музыкой, подчёркивавшей значимость слов. Мне хочется коротко описать, о чём эта постановка…
Действующие лица: Путник и Житель Небесной Страны. Путник уже вошёл в Небесную Страну, и познаёт её законы, учится жить в этом мире. Тема была очень близка мне, ведь я тоже всё ещё «путник», ведь у меня нет пристанища – нет дома…
Незатейливые сценки и диалоги сменялись одни другими. Самая суть этой постановки чётко просматривается лишь в последней сцене второй части. Я опишу примерный диалог персонажей:
Путник стоит около раскрытого окна, в котором никого пока не видно, и говорит вслух, но как бы сам себе, рассуждает:
– Странные вещи здесь происходят. Странные… Подумал - и оказался там, где захотел… Вот и я подумал, и оказался снова возле этого же дома… Да… Но что я буду здесь делать-то, ведь обо всём мы уже поговорили…
В этот момент в проёме окна появляется Житель Небесной Страны, он слышит последнюю фразу Путника:
– Если обо всём поговорили, так что же ты ещё хочешь от меня?
Путник вздрогнул и отпрянул от окна.
– Так ты дома?
– А что ж, не видно, что я дома?
– Неожиданно как-то ты появился.
– Услыхал, что кто-то говорит, вот и решил посмотреть, кто же там. Ну да что ж, коль хочешь поговорить, выйду к тебе, поговорим.
Житель выходит из веранды и жестом приглашает Путника за собой. Они проходят в сад и садятся на землю под одним из деревьев. Житель опёрся спиной о ствол дерева и чувствует себя уверенно. Путник же нервничает, ёрзает, не зная с чего начать разговор. Житель спрашивает:
– Что ж ты молчишь? О чём говорить то хотел?
– Да вот, не знаю, с чего начать…
– А ты говори, что первое придёт на ум. Я уж разберусь, не глупый поди…
– Я дом себе выстроил… - Путник теребит снятый с головы колпак и нервным движением срывает бубончик. Смущён, не знает, куда его деть и прячет в колпаке.
– Представляю: жалкий домишко в убогом месте…
– Почему жалкий домишко? – резко возражает Путник, - Он не жалок, а роскошен…
– Так я и поверил тебе, - перебивает его Житель, - дом построил, а одежду то что не сменил?
– Да мне так было удобнее…
– Что удобнее то? Посмотри, кафтан то весь в дырах, - и Житель красноречивым жестом поднимает полу кафтана, на которой зияют дыры.
– Будь милосерден к моему виду! – призывает Путник Жителя. – Приди я в ином обличии, ты и не узнал бы меня.
– Ха-ха-ха! – захлёбывается смехом Житель.
– Не смейся, не гневи Всевышнего!
– Ох, ох… Что это ты о Всевышнем вспомнил? Сострадания захотел?
– Я не ищу сострадания! – Путник вскакивает на ноги и ходит перед жителем туда-сюда. - Ты помог мне советами, и я решил отблагодарить тебя…
– Чем ты то можешь отблагодарить? Ха-ха-ха! Не смеши меня… - перебивает его Житель, но Путник словно не придаёт значения обидным словам, продолжает:
– … да, я хотел отблагодарить тебя. Но ты забыл, или не хочешь вспомнить закон гостеприимства! Я пришёл к тебе, а ты даже в дом не впустил! – Речь Путника возвышается до обвинения. - Ты смеёшься над моей изодранной одеждой! Да, мой путь был нелёгок, но я прошёл все испытания и получил право – жить! Я – не жалкий оборванец и никогда не опускался так низко, как ты!
– Что? Ты меня в чём-то обвиняешь? Да я…
– Помолчи и послушай! Не ты ли был так низок? Не ты ли был так горделив? Вспомни: не ты ли обещал блюсти законы этой страны? Не ты ли был поселён здесь без выбора? Не к тебе ли было проявлено сострадание, когда решалась твоя участь? Или ты всё это забыл?
Житель меняется в лице, глаза округляются, рот слегка приоткрыт, и видно, как подпрыгивает подбородок.
– Ты - жалкий бродяга! Как ты смеешь меня обвинять и попрекать! – Он тоже вскакивает на ноги и грубо пытается вытолкать Путника. – Прочь, прочь отсюда! И не смей больше появляться…
В этот момент яркое светящееся существо появляется рядом с ними и легко их разделяет, ограждая Путника крылами. Житель замер в неестественной позе, а Путник через мгновение появляется из-за крыла Ангела в иной одежде. Теперь на нём длинные белые атласные одежды. Он производит впечатление полубожественного существа, а в это время одежда Жителя ветшает, становится грязной и рваной. Вид его из пышущего благополучием становится жалким и убогим.
– Житель, ты забыл, кто ты есть? Ты забыл, почему ты здесь? – спрашивает его Ангел. – Тебе был дан шанс войти в новую, иную для тебя жизнь. Как радовался я, когда ты всё объяснил Путнику… И как разгневан я сейчас…
Житель, падая на колени и зарываясь лицом в траву, причитает:
– О, Ангел, сжалься надо мной! Вот если бы я знал, что…
– Не надо слов «вот если бы…», слышишь, не надо! – голос Ангела резок и строг. – Та, как и любой другой, должен жить разумом, опираясь на чувства. Ты всегда должен помнить, что в этом мире зло сильно отлично от добра и наказуемо!
– Вот если бы ты, о, Ангел, выслушал меня, ты не стал бы гневаться… - Житель тянул руки к Ангелу, не поднимая головы от травы.
– А если бы ты сам был разумен и незаносчив, не случилось бы этого. Ты сам себе подписал указ… - и Ангел достаёт из потаённых складок одежды свиток и, развернув его, зачитывает: «Как только нарушу хоть одну из заповедей страны Небес, буду возвращён к вечной бродяжьей жизни блуждающего духа». Своим поступком несколько мгновений назад ты поставил здесь подпись.
Путник в безмолвии следил за разыгравшейся сценой. Житель идёт на коленях и тянет руки вверх, туда же, устремив лицо и бормоча что-то непонятное. Ангел берёт Путника за руку и увлекает за собой к краю сцены. Но Путник освобождает руку, останавливается и, глядя через плечо на Жителя, спрашивает:
– Неужели ему ничем нельзя помочь? – взяв руку Ангела в свои, Путник опускается перед ним на колени и молит: - О, Ангел, сделай что-нибудь для несчастного. Он так помог мне, что теперь мне не сносно будет видеть его страдания. Сделай же что-нибудь…, сделай…
– Встань. Мне понятны твои чувства. Но я лишь исполнил волю Всевышнего. Он, - Ангел жестом указал на Жителя, в своё время дал Всевышнему обет, но не сдержал его. Теперь он обречён, и ему едва ли кто сможет помочь.
Ангел, держа за локоть Путника, поднял его и, увлекая за собой, говорит:
– Пусть и тебе будет наука: всегда думай о том, что делаешь.
Ангел и Путник спускаются со сцены по маленьким ступенькам один за другим. Путник идёт впереди, пытаясь оглянуться и увидеть, что же там… с Жителем. А Ангел, поднимая крылья, закрывает ужасную картину от него. Так они, обогнув сцену, исчезают из вида.
А на сцене Житель, теребя на себе одежду, ломая руки, сначала тихо, почти невнятно, а потом всё громче и громче, доходя почти до крика, причитает, повторяя одну и ту же фразу:
– Вот если бы… Вот если бы…
И вот Житель, почти крича, трясёт, угрожающе, кому-то рукой:
– Вот если бы… - его голос осёкся, и он внезапно исчезает сам.
Мы с Беном были потрясены увиденным. Домой к Одину вернулись в полном безмолвии. И остаток вечера прошёл тоже в молчании. Так, лишь обменялись обычными фразами. Мы так много открывали для себя, что уходить не хотелось. Бен был счастлив, да и я тоже.
Как-то, работая в огороде, мы разговорились с Беном.
– Николай, ты хочешь остаться здесь?
– Не знаю, ещё не думал об этом.
– А я бы остался, мне здесь понравилось.
– Мне тоже, но хочется посмотреть и другие места.
– Посмотреть-то можно, а жить бы я остался здесь. Только вот… как мама с ним… куда их определят… - я понял, что Бен говорит об отце. Он знал, что его отец стал Путником, я замечал иногда не по-детски задумчивое выражение его лица, а потом он снова становился весёлым и задорным.
Бен менялся внешне очень быстро. Теперь он был уже не мальчишкой лет десяти-двенадцати, а шестнадцатилетним юношей-подростком. Он и сам ощущал в себе перемены. Всё, что происходило с Беном, нам объяснил Один:
– Мать подавила в тебе желание к развитию. Она смогла это сделать силою своей воли, своей любви. Но теперь ты далеко от неё, и она не может воздействовать так, как если бы ты был рядом с ней. Бенедито, тебе не надо в этом винить мать, постарайся её понять. Ты смышлёный и очень быстро войдёшь в свой возраст. Я знаю, что тебя терзают сомнения об отце, но будь к нему милосерден, к тому же тебе совсем необязательно жить с ними. Ты вполне можешь жить самостоятельно. А где ты будешь жить? Тебе дадут право выбора, и ты решишь этот вопрос сам.
– Один, всё, что ты говоришь, это правда?
– Бенедито, зачем же мне обманывать тебя?
Этот разговор происходил накануне дня, который я долго не мог не то, что забыть, а хоть как-то подавить воспоминания о нём.
Один всё, что выращивал, поставлял на ярмарку, но он не «торговал» сам. Часть урожая, что была ему необходимо, он оставлял у себя, а всё остальное в определённое время забирали «торговцы». Я не знаю, как правильнее их называть, ведь всё это не продаётся.
Так мы, собрав овощи, перенесли их к дому и ждали, когда придёт за ними торговец. И вот, на дорожке, ведущей к дому, появился незнакомец. Явно это не был торговец, его одежда походила на одежду моего Учителя, но это был не он. В то время, как Незнакомец подходил к нам, из дома вышел Один.
– Приветствую тебя, Учитель, - обратился Один к Незнакомцу, слегка склонившись в поклоне.
– Рад видеть тебя, Один, - ответил тот.
В этой встрече не было ничего особенного. К Одину приходили разные люди. Но этот Человек вызывал во мне непонятное мне чувство, какое-то напряжение чувствовалось и у Бена.
– Бенедито, - позвал Один, - подойди сюда.
Бен не сразу понял, что обращаются к нему. Встав, он нерешительно подошёл к Одину.
– Бенедито, - Один волновался, - это твой Учитель, - он указал на Незнакомца, - ты должен будешь так к нему обращаться. Мне очень жаль, но тебе прямо сейчас придётся проститься с Николаем. Вы немедленно должны с Учителем отправиться в путь.
– Куда?.. – едва слышно произнес Бен.
Моё сердце рвалось на части. Нас разлучали с Беном! Ведь я знал, что так будет, но не мог спокойно к этому отнестись. Порывисто встав, я подошёл к Бену и привлёк его к себе. Теперь его голова была чуть выше моего плеча, он сильно подрос с тех пор, как мы отправились на Радужную.
– Домой, мы должны вернуться домой, - заговорил Незнакомец, а Бен только сильнее прижался ко мне. – Твои родители ждут тебя, Бенедито, нам время возвращаться. Я потратил очень много его на твои поиски. Марта не знала, где они есть, - теперь Незнакомец обращался к Одину, дав нам возможность проститься, - даже не могла сказать, куда именно они решили отправиться. Я представить себе не мог, что найду его здесь.
– Да, наше знакомство - случайность, - ответил Один, вздохнув, и продолжил, - Бенедито очень привязался к Николаю, ему будет трудно без него.
– Но они могут видеться.
На эти слова Незнакомца Бен резко повернулся к нему и серьёзно спросил:
– Это действительно так? И ты не пытаешься меня утешить?
Здесь вмешался Один:
– Я ведь говорил тебе, что ты можешь жить вполне самостоятельно. В подтверждение этому здесь твой Учитель, - Один выделил слово «твой», - какое-то время ты будешь учиться, а потом обоснуешься там, где захочешь. Николай тоже будет учиться, и больше твоего. Со временем вы, освободившись от учебы, будете работать, а свободным от работы временем сможете распоряжаться как захотите. А чтобы увидеться, не надо многого: достаточно захотеть и окажешься рядом, где бы ни находился нужный тебе человек.
Бен слушал внимательно Одина и, пока тот говорил, не проронил ни слова. Это было так не похоже на Бена, с его любопытством…
– Нам пора в путь, - снова заговорил Незнакомец.
Бен повернулся ко мне, мы обнялись. Слегка отстранив от себя Бена, я заговорил первым, чувствуя, что Бен не решается.
– Ну что ж, Бен, тебе надо идти. Так должно было случиться. Мне будет не хватать тебя. Но мы ещё увидимся. Обещаю, что найду тебя. А теперь… иди…
В глазах Бена стояли слёзы, губы его едва заметно подрагивали:
– Прощай, Ник, … до встречи…, - он повернулся ко мне спиной, Незнакомец, положив ему руку на плечо, привлёк к себе, и они исчезли.
Я стоял совершенно опустошённый. Во мне бушевала буря: меня разлучили с моим сыном… Бен стал мне родным, и никак иначе я не мог его назвать, только – мой сын!
Как долго я так стоял - не знаю, но даже не слышал, когда приходил за овощами торговец. Из состояния оцепенения меня вывел Один. Тронув за руку, он позвал меня в дом. Слепо повинуясь, я пошёл вслед за ним, ощущая жуткое одиночество. Мне казалось, что я всеми забыт и покинут.
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18
Внезапно мы вышли из рощицы и увидели, что находимся в чьём-то дворе. Перед нами тянулись ровные грядки, на которых уже хорошо завязалась капуста и начинали спеть помидоры. В стороне огорода стоял дом, большой и красивый с надстройкой на крыше - он производил впечатление. Всё здесь было ухожено и аккуратно. Мы направились к дому. Вход в дом образовывал туннель виноградника, и в проход свисали крупные грозди янтарно-жёлтых ягод, налитых так, что были чётко видны семена.
Но в дом войти нам не пришлось. Из-за угла вышел мужчина и посмотрел на нас с удивлением.
– День добрый, хозяин, - обратился я к нему.
– День добрый, - отозвался тот, с любопытством разглядывая нас.
– Мы путешествуем, - сказал я, - и попали в рощицу, из которой вышли к дому.
– Это персиковая роща.
– Персиковая? Удивился Бен. – Но там нет персиков!?
– Она так зовется, вот и всё. Что ж, проходите, если уж пришли.
Мужчина был не рад нам, видимо, мы его отвлекали от работы.
– Отдохните немного там, - он указал рукой в сторону двух раскидистых деревьев во дворе дома, - я сейчас вернусь.
Мы с Беном пошли, переглядываясь, куда нам указали.
– Странный он какой-то, - сказал, о чём-то размышляя, Бен.
– Он просто занят, - отозвался я.
Под деревьями стоял небольшой столик на одной ножке, врытой в землю, и с двух сторон от него – лавочки. Мы сели с Беном друг против друга. На столе стоял кувшинчик с малиновой жидкостью, а рядом в подстаканнике – стакан. Мы не были уставшими, и вынужденное безделье тяготило нас. Уйти не было возможности, это значило оскорбить хозяина, а он явно задерживался.
И вот он появился снова – он, и не он… Теперь, вместо темного хитона, обнажавшего его ноги чуть выше щиколотки, на мужчине была белая одежда, скреплённая на правом плече крупной брошью, ткань мягко спадала к ногам. Левое плечо и рука обнажены, правую же скрывали складки ткани. Лишь облик говорил, что перед нами тот же человек: тёмные волнистые волосы обрамляли открытое лицо с правильными чертами. Над живыми лучистыми глазами цвета волны - тонкие брови вразлёт. Прямой нос с лёгкой горбинкой и полные губы. Это был очень красивый мужчина.
– Я задержался, но теперь вы мои гости, - в его голосе больше не было нетерпения, и он приобрёл мягкость и звучность.
– А мы - путешественники, - совсем без робости первым отозвался Бен, что вызвало улыбку у мужчины.
– Я знаю, что вы путешествуете.
– Ты догадался?
– Нет, это видно.
– По чему? – не унимался Бен, разглядывая то себя, то меня.
– Хотя бы по одежде! Вы издалека. И ты ему, - мужчина указал на меня, - не сын.
Бен был сражён, да и меня это тоже удивило.
– Óдин, меня зовут Óдин, - представился он.
– А я Бен, а это мой друг Ник.
– Ник? Ты просто зовёшь его так? У него есть полное имя, как и у тебя.
– Николай его зовут, а я - Бенедито, - сказал Бен, совсем упавший духом.
– Николай, ты ищешь место, где тебе остановиться; сейчас я свободен и мог бы быть вашим гидом. Вижу, вы не устали, мы можем прямо сейчас отправиться в путь.
– Я не возражаю, но Один, откуда ты так много знаешь о нас?
Он улыбнулся, но ответил уклончиво:
– Пойдёмте, по дороге всё объясню.
И мы снова прошли мимо дома, затем пошли вдоль грядок к рощице.
– Мне нравится работать на земле. Это так радует, когда видишь результат своей работы, - говорил Один, показывая на ровные грядки.
И вот мы снова в рощице. Бен во все глаза рассматривал деревья. Пока мы ждали хозяина дома, день сменился вечером, и теперь листва персиков, казалось, отливала золотом.
– Это декоративные персики, - сказал Один, - вид, вымерший на Земле.
– И такое росло на Земле? – спросил Бен.
– Да, были такие времена, но очень давно. Стоит ли вспоминать о том, что кануло в Вечность… Я - ваш гид, идёмте.
И Один ускорил шаг, тем самым увлекая нас за собой. Мы шли по золотой роще, и я стал улавливать нарастающий шум. Я лишь мог предположить, что это шумит вода.
Внезапно рощица осталась позади нас. Мы вышли к морю! Как оно грандиозно и неповторимо! Волны стремительно неслись к берегу, курчавились, разбивались о камень и отползли назад, пенясь, чтобы с новой силой обрушиться на берег. В ритмичности движения волн было что-то чарующее и захватывающее дух.
– Здесь крутой склон, - заговорил Один, - но хорошо видно море. А там, вон за тем мыском, - он указал на него рукой, - город. Его название Асгард!
– А какой он? – спросил Бен.
– Кто?
– Да не кто, а что! Город?
– Если хотите, мы можем сразу и отправиться туда, - говорил нам Один.
– Только по берегу, - предложил я.
– А ты, Бенедито? – поинтересовался Один.
– Я не возражаю.
– Что ж, идёмте.
Снова Один идёт впереди, а мы за ним. Ни я, ни Бен никогда не видели моря… Здесь всё было почти нереально, во всяком случае, так воспринималось. Мы, прожившие в небольших городах, были заворожены увиденным. По побережью мы дошли до города. Бен успел окунуться в воду, сбросив одежду на ходу.
Ни о чем не хотелось говорить, только слушать шорох растекающейся по песку морской воды, видеть набегающие одна на другую волны. Это так прекрасно – наслаждаться спокойствием, когда тебя переполняет необъяснимая радость к жизни и всему, что окружает. Бен, искупавшись, догонял нас.
– Не хочу быть навязчивым, Николай, но ты не оставишь выбор на этой планете. Ты пойдёшь дальше.
– Почему ты так решил, Один?
– Просто я это вижу по тебе. Ты можешь приходить сюда, чтобы отдохнуть, но жить… Понимаешь, Николай, всё твоё существо стремится к покою и простоте. Здесь же ты всё воспринимаешь как что-то нереальное, сказочное. Это ведёт к напряжению. Поэтому ты будешь искать место более спокойное.
– Ты прав. Для меня здесь всё: как яркие сказочные декорации.
– О, Николай! Как много вы ещё с Бенедито не видели… Есть места, красота которых не может быть передана словами: яркость красок, множество оттенков, их насыщенность… Может и сможешь ты когда-нибудь достичь этой красоты…
– Да, я ещё очень много не знаю. Мне предстоит учиться.
– Николай, не зная, где ты уже побывал, и где определён твой выбор, попробую предугадать. Ты остановишься на одной из трёх планет: на планете Озёр, Розовой, или, в крайнем случае, Мраморной, хотя она слишком мрачна для поэта…, поэта-лирика.
– Один?!
– Я что-то сказал не то?
– Но ведь я не говорил тебе о том, что писал стихи. К тому же, как поэт, я не состоялся, и …
– Не важно, как было воспринято твоё творчество, важно, что твоя душа – лирик. И ты прав: тебе многому придётся учиться. Извини, если я задену твоё сугубо личное, но мне хочется дать тебе один совет.
– Совет?
– Да, ты слишком чист и наивен. Мне хочется уберечь тебя, если это удастся, от необдуманных поступков.
– О чём ты, Один?
– Николай, не всегда мы получаем то, чего страстно желаем. Ты найдёшь место, где поставишь дом. У тебя будет почти всё…, - он едва заметно колебался, подбирая слова, - но будет неудовлетворённость… как бы сказать… в обществе что ли. Не заостряй на этом внимания и не наделай глупостей. Отдайся целиком учёбе и познаниям. В этом будет твоё спасение.
– Один, что именно ты имеешь ввиду? Мне грозит какая-то опасность?
– Нет, Николай, тебе ничто не грозит. Просто ты неуклонно идёшь к непоправимому.
– Но я не совсем понимаю тебя, Один…
– Придёт время, ты поймёшь всё, вспомнив наш разговор. А как насчёт планет, - он явно пытался сменить тему разговора, - я не сильно ошибся, называя их?
– Да нет, на Розовой мы уже побывали с Беном, а вот о Мраморной мне ничего не говорилось.
– Тогда твой выбор падёт на планету Озёр, ведь на Розовой ты не остался.
– Да, но мне хотелось увидеть и другие места, чтобы сделать выбор.
– Какой выбор, Ник? – спросил, догнав нас Бен.
– Невежливо встревать в разговор, а потом, он не Ник, а Николай, - строгий тон Одина несколько охладил пыл юного Бенедито.
И вот мы вышли к городу. Все обиды были забыты. Город этот так необычен! Рядом с небольшими аккуратными домиками стояли настоящие дворцы! От земли они были от тёмно-малинового до бордового цвета, а со второго этажа – белые. Зрелище захватывающее.
– Один, почему они такие цветные? – спросил Бен, кивнув в сторону построек.
– Так вот устроено. Чем светлее первый этаж постройки, тем позднее оно сооружено. Со временем розовый цвет станет тёмным и сгустится до бордового. А то, что верхние этажи из белого, тем и не похож наш город на другие.
– Ты говоришь: «наш город», а сам живёшь вне его. Почему? – не удержался я.
– Мне спокойнее быть вдали от всей этой суеты. А потом, я говорил, что мне нравится жить на земле, обрабатывать все те грядки, собирать урожай… Мне так хочется жить, так я и живу.
Мы шли по городу, разглядывая замки, дома и всё, что попадалось.
Люди были одеты большей частью почти как Один, я имею в виду мужчин. А женщины! … О! Богатство их фантазии неподвластно созерцанию. Мы шли по городу, казалось, здесь столько народу, но… очень многие знали Одина! Они приветствовали его кивком ли головы или просто улыбкой. Но что меня поразило ещё больше, это то, что мне известно под названием «базар» или «ярмарка» … Что в этом необычного? Это большая площадь, на которой без всякого упорядочения стоят прилавки. Что здесь есть? Всё съестное! А странность вся в том, что ничто не продаётся. Можно подойти и выбрать всё, что пожелаешь. Хозяин товара ещё и поможет тебе выбрать или сложить. Если поинтересуешься, то расскажет, как лучше приготовить, чтоб сохранить вкус продукта.
– Можно взять вот этот ананас? – робко спросил Бен, указывая на самый маленький.
– Конечно, бери, - ответил ему молодой человек, стоявший за прилавком, его лицо закрывала широкополая шляпа.
– Ты можешь выбрать и самый большой, - сказал Один, подходя к Бену.
– А что я буду за это должен?
– Ничего, просто поблагодари, и всё.
– Тогда я возьму вот этот, - и Бен протянул руку к плоду среднего размера и, глядя на молодого человека, сказал:
– Спасибо, дружище, что позволил взять любой ананас, ты, должно быть, очень добрый.
– Благодарю за тёплые слова, мальчуган, - молодой человек тыльной стороной руки поднял шляпу с глаз, слегка столкнув её на затылок, и мы увидели сияющее лицо юноши. Он был искренне рад. Мы пошли дальше. По дороге Один объяснил вот что:
– Бенедито по доброте душевной сказал тёплые слова юноше, тем самым он невольно позволил ему посмотреть на окружающий мир.
– Это как так? – спросил я.
– В прошлом этот юноша – вор-карманник. Он прошёл испытания и вошёл в Небесную Страну, но не приобрёл права видеть все её красоты. Ему была дана эта шляпа в наказание. Из-под её полей он мог видеть только возделываемые грядки и путь от поля до ярмарки, и обратно.
– И что, он её никогда не снимает? – вставил свой вопрос Бен.
– И не мог бы снять, не набери он определённое ему в наказание число похвал, идущих от чистого сердца. А Бенедито сказал ему сразу три тёплых слова: «спасибо», «дружище» и «добрый» …
– А как долго он так жил? — поинтересовался я.
– Как долго - не знаю, не присмотрелся к нему, но уже не один десяток лет.
– А сколько ему надо было набрать похвал? – любопытство Бена не имело границ.
– Это известно только Всевышнему, но это число примерно равно числу краж.
– Вот это да! А я что, тоже так буду в шляпе ходить? Я ведь тоже крал…
– Бенедито, - спросил Один, - что ты крал?
– Я-то … - Бен смутился, - хлеб из шкафа и конфеты из комода…
– А почему ты это делал?
– Мне жутко хотелось есть … Особенно когда мы жили с мамой у отца в городе … - Бен поник, окунувшись в воспоминания.
Я привлёк его к себе и сказал:
– Ну не расстраивайся, тебе в такой шляпе не ходить.
– Это верно, - подтвердил Один.
Бен смотрел на нас, как на богов, снимающих с него кару. Так вот, за разговором, мы шли потихоньку по городу.
Один рассказывал нам что здесь есть. В городе было три больших театра, были и просто подмостки для других представлений, которые давали бродячие артисты. Здесь есть и такие. Показал нам Один и дома для путешествующих, но при этом сразу оповестил нас:
– Ни в одном из них я не позволю вам остановиться. Вы – мои гости! И я приглашаю вас в свой дом. Никаких возражений не принимаю.
Впрочем, возражать мы и не собирались, наоборот, были очень рады. Мы все порядком устали. И Один повёл нас к морю. На побережье раскинулась персиковая роща, и теперь, когда день клонился к вечеру, листва деревьев отливала, казалось, золотом. Ветерок, дующий с моря, колыхал листву, и если, слегка прикрыв глаза, смотреть сквозь ресницы на деревца, то кажется, что множество маленьких радуг играет переливами в рощице. Это великолепное зрелище! Мне не хватает слов, чтобы сравнить это с чем-то ещё!
Бену не сиделось на месте, хоть и говорил, что устал, всё же пошёл купаться. Мне же хотелось просто насладиться открывшейся красотой персиковой рощицы и отдохнуть, внимая шуму набегающих на берег волн.
Опустившись на мягкую траву у подножий деревьев, мы с Одином отдыхали, думая каждый о своём. И мне пришла в голову интересная мысль: планета зовется «Радужной» не от этой ли игры света в листве персиковых деревьев?!...
Бен купался долго и вылез из воды только тогда, когда почти совсем обессилел. Он, пошатываясь, добрёл до нас и тоже опустился на мягкую траву. Я сел, опершись о ствол персика, Бен положил голову мне на колени, казалось, что он заснул. А я глядел на море и вслушивался в ритм этого гиганта. Что-то отзывалось во мне волнующей мелодией, мне хотелось это состояние запечатлеть стихом, но ничего не получалось. Тогда я отдался воле чувств и слушал странное волнующее звучание мелодии, в себе ли, или идущее от моря – не знаю.
Сгущались сумерки, и мы вернулись в дом Одина: подумав, все сразу оказались во дворе дома.
На Радужной мы оставались дольше, чем на Розовой. Мы помогали Одину работать на его грядках. Чтоб мы не выделялись в городской толпе, Один перекроил на нас одежду на свой лад. Работая в огороде, мы одевали такие же хитоны, что и Один. Бена это забавляло. А когда ходили в город, переодевались в более простые, в отличие от Одина, одежды, но изящные. Бен сильно смеялся, увидев меня в бирюзовом одеянии, мягко спадавшем к ногам и обнажавшем правую руку и плечо. А потом, получив сам подобную одежду, рассматривал себя. На нём было подобие хитона: мягкая белая ткань, скреплённая на плечах, волной спускалась вниз и перехватывалась узким пояском, и далее лёгкими складками образовывала подобие юбки. Всё это было выше колен. Бен смеялся:
– Что я – девчонка, что ли, в юбке ходить, и где это видано? Вот бы мама увидела, что б она сказала? Как ты думаешь, Николай? - За то время, что мы жили у Одина, Бен снова стал звать меня полным именем.
– Не знаю, что тебе сказала бы мама, но ты выглядишь прекрасно. Ты ведь видел, что такую одежду носят все мальчишки в городе.
– Видеть - видел, но не думал примерять её на себя.
– Один, что ты решил показать нам на этот раз? – спросил я, ибо собирал он нас в город особо тщательно, продумав одежду: фасон и цвет.
– Сегодня мы посмотрим одно из представлений бродячих артистов. Думаю, вам понравится.
И вот мы в городе около одной из открытых площадок: немного возвышенная каменная сцена полукругом, напротив её, тоже полукругом, зрительные места: неширокие резные лавочки из дерева с удобными спинками.
Между сценой и зрительскими местами круглая площадка, в центре которой треугольный бассейн с фонтаном. Вокруг бассейна среди зелени травы беспорядочно растут цветы: вьющиеся розы. Они то переплетаются ветвями, смешивая розовые цветы с белыми, то сами по себе – одиноки. Несколько ветвей распростёрлись по воде бассейна. Сейчас фонтан не бил, но когда все разойдутся, из центра бассейна взметнётся вверх струя воды, поддерживаемая снизу более мелкими фонтанчиками – создаётся своя гармония.
Зрителей было немного, и мы заняли хорошие места. Над сценой был натянут купол из материи, разрисованной декорациями. На них была изображена часть дома: открытое окно и веранда, обвитая лианами хмеля, шишечки которого проступали светлыми бликами на фоне тёмно-зелёной листвы, а справа от дома – сад.
Бен смотрел зачарованно на эту сцену и от нетерпения комкал руками подол своей одежды. Один, коснувшись его рук, мягко сказал:
– Не стоит так нервничать, Бенедито, представление сейчас начнётся.
Бен сидел между мной и Одином. Я огляделся по сторонам, мест свободных было ещё много, но собравшихся было намного больше, чем когда мы пришли. Моё внимание привлекла музыка. Тихая и мелодичная, она, нарастая, перешла почти в рёв и, вдруг, смолкла. В этот момент на сцене появился мальчишка в одежде шута: пёстрый в обтяжку костюм подчёркивал его стройное тело, на голове колпак, усеянный мелкими бубенцами, лишь их звон и нарушал внезапно наступившую тишину.
Шут подошёл к краю сцены, поклонился, коснувшись одной рукой пола.
– Труппа бродячих артистов приветствует вас, жители планеты Радужная! – его голос был чист и звонок. - Благодарю всех пришедших на наше представление.
Небольшая пауза, во время которой шут под перезвон бубенчиков отошёл вглубь сцены…
– Постановку мы назвали: «Вот если бы…», - снова коротенькая пауза, и шут продолжил: - Смотрите, слушайте, смейтесь и плачьте с нами!.. – и он, делая сальто назад, под звучание музыки исчез в глубине сцены.
Представление не было долгим. Всего две части. Диалоги актеров сопровождались музыкой, подчёркивавшей значимость слов. Мне хочется коротко описать, о чём эта постановка…
Действующие лица: Путник и Житель Небесной Страны. Путник уже вошёл в Небесную Страну, и познаёт её законы, учится жить в этом мире. Тема была очень близка мне, ведь я тоже всё ещё «путник», ведь у меня нет пристанища – нет дома…
Незатейливые сценки и диалоги сменялись одни другими. Самая суть этой постановки чётко просматривается лишь в последней сцене второй части. Я опишу примерный диалог персонажей:
Путник стоит около раскрытого окна, в котором никого пока не видно, и говорит вслух, но как бы сам себе, рассуждает:
– Странные вещи здесь происходят. Странные… Подумал - и оказался там, где захотел… Вот и я подумал, и оказался снова возле этого же дома… Да… Но что я буду здесь делать-то, ведь обо всём мы уже поговорили…
В этот момент в проёме окна появляется Житель Небесной Страны, он слышит последнюю фразу Путника:
– Если обо всём поговорили, так что же ты ещё хочешь от меня?
Путник вздрогнул и отпрянул от окна.
– Так ты дома?
– А что ж, не видно, что я дома?
– Неожиданно как-то ты появился.
– Услыхал, что кто-то говорит, вот и решил посмотреть, кто же там. Ну да что ж, коль хочешь поговорить, выйду к тебе, поговорим.
Житель выходит из веранды и жестом приглашает Путника за собой. Они проходят в сад и садятся на землю под одним из деревьев. Житель опёрся спиной о ствол дерева и чувствует себя уверенно. Путник же нервничает, ёрзает, не зная с чего начать разговор. Житель спрашивает:
– Что ж ты молчишь? О чём говорить то хотел?
– Да вот, не знаю, с чего начать…
– А ты говори, что первое придёт на ум. Я уж разберусь, не глупый поди…
– Я дом себе выстроил… - Путник теребит снятый с головы колпак и нервным движением срывает бубончик. Смущён, не знает, куда его деть и прячет в колпаке.
– Представляю: жалкий домишко в убогом месте…
– Почему жалкий домишко? – резко возражает Путник, - Он не жалок, а роскошен…
– Так я и поверил тебе, - перебивает его Житель, - дом построил, а одежду то что не сменил?
– Да мне так было удобнее…
– Что удобнее то? Посмотри, кафтан то весь в дырах, - и Житель красноречивым жестом поднимает полу кафтана, на которой зияют дыры.
– Будь милосерден к моему виду! – призывает Путник Жителя. – Приди я в ином обличии, ты и не узнал бы меня.
– Ха-ха-ха! – захлёбывается смехом Житель.
– Не смейся, не гневи Всевышнего!
– Ох, ох… Что это ты о Всевышнем вспомнил? Сострадания захотел?
– Я не ищу сострадания! – Путник вскакивает на ноги и ходит перед жителем туда-сюда. - Ты помог мне советами, и я решил отблагодарить тебя…
– Чем ты то можешь отблагодарить? Ха-ха-ха! Не смеши меня… - перебивает его Житель, но Путник словно не придаёт значения обидным словам, продолжает:
– … да, я хотел отблагодарить тебя. Но ты забыл, или не хочешь вспомнить закон гостеприимства! Я пришёл к тебе, а ты даже в дом не впустил! – Речь Путника возвышается до обвинения. - Ты смеёшься над моей изодранной одеждой! Да, мой путь был нелёгок, но я прошёл все испытания и получил право – жить! Я – не жалкий оборванец и никогда не опускался так низко, как ты!
– Что? Ты меня в чём-то обвиняешь? Да я…
– Помолчи и послушай! Не ты ли был так низок? Не ты ли был так горделив? Вспомни: не ты ли обещал блюсти законы этой страны? Не ты ли был поселён здесь без выбора? Не к тебе ли было проявлено сострадание, когда решалась твоя участь? Или ты всё это забыл?
Житель меняется в лице, глаза округляются, рот слегка приоткрыт, и видно, как подпрыгивает подбородок.
– Ты - жалкий бродяга! Как ты смеешь меня обвинять и попрекать! – Он тоже вскакивает на ноги и грубо пытается вытолкать Путника. – Прочь, прочь отсюда! И не смей больше появляться…
В этот момент яркое светящееся существо появляется рядом с ними и легко их разделяет, ограждая Путника крылами. Житель замер в неестественной позе, а Путник через мгновение появляется из-за крыла Ангела в иной одежде. Теперь на нём длинные белые атласные одежды. Он производит впечатление полубожественного существа, а в это время одежда Жителя ветшает, становится грязной и рваной. Вид его из пышущего благополучием становится жалким и убогим.
– Житель, ты забыл, кто ты есть? Ты забыл, почему ты здесь? – спрашивает его Ангел. – Тебе был дан шанс войти в новую, иную для тебя жизнь. Как радовался я, когда ты всё объяснил Путнику… И как разгневан я сейчас…
Житель, падая на колени и зарываясь лицом в траву, причитает:
– О, Ангел, сжалься надо мной! Вот если бы я знал, что…
– Не надо слов «вот если бы…», слышишь, не надо! – голос Ангела резок и строг. – Та, как и любой другой, должен жить разумом, опираясь на чувства. Ты всегда должен помнить, что в этом мире зло сильно отлично от добра и наказуемо!
– Вот если бы ты, о, Ангел, выслушал меня, ты не стал бы гневаться… - Житель тянул руки к Ангелу, не поднимая головы от травы.
– А если бы ты сам был разумен и незаносчив, не случилось бы этого. Ты сам себе подписал указ… - и Ангел достаёт из потаённых складок одежды свиток и, развернув его, зачитывает: «Как только нарушу хоть одну из заповедей страны Небес, буду возвращён к вечной бродяжьей жизни блуждающего духа». Своим поступком несколько мгновений назад ты поставил здесь подпись.
Путник в безмолвии следил за разыгравшейся сценой. Житель идёт на коленях и тянет руки вверх, туда же, устремив лицо и бормоча что-то непонятное. Ангел берёт Путника за руку и увлекает за собой к краю сцены. Но Путник освобождает руку, останавливается и, глядя через плечо на Жителя, спрашивает:
– Неужели ему ничем нельзя помочь? – взяв руку Ангела в свои, Путник опускается перед ним на колени и молит: - О, Ангел, сделай что-нибудь для несчастного. Он так помог мне, что теперь мне не сносно будет видеть его страдания. Сделай же что-нибудь…, сделай…
– Встань. Мне понятны твои чувства. Но я лишь исполнил волю Всевышнего. Он, - Ангел жестом указал на Жителя, в своё время дал Всевышнему обет, но не сдержал его. Теперь он обречён, и ему едва ли кто сможет помочь.
Ангел, держа за локоть Путника, поднял его и, увлекая за собой, говорит:
– Пусть и тебе будет наука: всегда думай о том, что делаешь.
Ангел и Путник спускаются со сцены по маленьким ступенькам один за другим. Путник идёт впереди, пытаясь оглянуться и увидеть, что же там… с Жителем. А Ангел, поднимая крылья, закрывает ужасную картину от него. Так они, обогнув сцену, исчезают из вида.
А на сцене Житель, теребя на себе одежду, ломая руки, сначала тихо, почти невнятно, а потом всё громче и громче, доходя почти до крика, причитает, повторяя одну и ту же фразу:
– Вот если бы… Вот если бы…
И вот Житель, почти крича, трясёт, угрожающе, кому-то рукой:
– Вот если бы… - его голос осёкся, и он внезапно исчезает сам.
Мы с Беном были потрясены увиденным. Домой к Одину вернулись в полном безмолвии. И остаток вечера прошёл тоже в молчании. Так, лишь обменялись обычными фразами. Мы так много открывали для себя, что уходить не хотелось. Бен был счастлив, да и я тоже.
Как-то, работая в огороде, мы разговорились с Беном.
– Николай, ты хочешь остаться здесь?
– Не знаю, ещё не думал об этом.
– А я бы остался, мне здесь понравилось.
– Мне тоже, но хочется посмотреть и другие места.
– Посмотреть-то можно, а жить бы я остался здесь. Только вот… как мама с ним… куда их определят… - я понял, что Бен говорит об отце. Он знал, что его отец стал Путником, я замечал иногда не по-детски задумчивое выражение его лица, а потом он снова становился весёлым и задорным.
Бен менялся внешне очень быстро. Теперь он был уже не мальчишкой лет десяти-двенадцати, а шестнадцатилетним юношей-подростком. Он и сам ощущал в себе перемены. Всё, что происходило с Беном, нам объяснил Один:
– Мать подавила в тебе желание к развитию. Она смогла это сделать силою своей воли, своей любви. Но теперь ты далеко от неё, и она не может воздействовать так, как если бы ты был рядом с ней. Бенедито, тебе не надо в этом винить мать, постарайся её понять. Ты смышлёный и очень быстро войдёшь в свой возраст. Я знаю, что тебя терзают сомнения об отце, но будь к нему милосерден, к тому же тебе совсем необязательно жить с ними. Ты вполне можешь жить самостоятельно. А где ты будешь жить? Тебе дадут право выбора, и ты решишь этот вопрос сам.
– Один, всё, что ты говоришь, это правда?
– Бенедито, зачем же мне обманывать тебя?
Этот разговор происходил накануне дня, который я долго не мог не то, что забыть, а хоть как-то подавить воспоминания о нём.
Один всё, что выращивал, поставлял на ярмарку, но он не «торговал» сам. Часть урожая, что была ему необходимо, он оставлял у себя, а всё остальное в определённое время забирали «торговцы». Я не знаю, как правильнее их называть, ведь всё это не продаётся.
Так мы, собрав овощи, перенесли их к дому и ждали, когда придёт за ними торговец. И вот, на дорожке, ведущей к дому, появился незнакомец. Явно это не был торговец, его одежда походила на одежду моего Учителя, но это был не он. В то время, как Незнакомец подходил к нам, из дома вышел Один.
– Приветствую тебя, Учитель, - обратился Один к Незнакомцу, слегка склонившись в поклоне.
– Рад видеть тебя, Один, - ответил тот.
В этой встрече не было ничего особенного. К Одину приходили разные люди. Но этот Человек вызывал во мне непонятное мне чувство, какое-то напряжение чувствовалось и у Бена.
– Бенедито, - позвал Один, - подойди сюда.
Бен не сразу понял, что обращаются к нему. Встав, он нерешительно подошёл к Одину.
– Бенедито, - Один волновался, - это твой Учитель, - он указал на Незнакомца, - ты должен будешь так к нему обращаться. Мне очень жаль, но тебе прямо сейчас придётся проститься с Николаем. Вы немедленно должны с Учителем отправиться в путь.
– Куда?.. – едва слышно произнес Бен.
Моё сердце рвалось на части. Нас разлучали с Беном! Ведь я знал, что так будет, но не мог спокойно к этому отнестись. Порывисто встав, я подошёл к Бену и привлёк его к себе. Теперь его голова была чуть выше моего плеча, он сильно подрос с тех пор, как мы отправились на Радужную.
– Домой, мы должны вернуться домой, - заговорил Незнакомец, а Бен только сильнее прижался ко мне. – Твои родители ждут тебя, Бенедито, нам время возвращаться. Я потратил очень много его на твои поиски. Марта не знала, где они есть, - теперь Незнакомец обращался к Одину, дав нам возможность проститься, - даже не могла сказать, куда именно они решили отправиться. Я представить себе не мог, что найду его здесь.
– Да, наше знакомство - случайность, - ответил Один, вздохнув, и продолжил, - Бенедито очень привязался к Николаю, ему будет трудно без него.
– Но они могут видеться.
На эти слова Незнакомца Бен резко повернулся к нему и серьёзно спросил:
– Это действительно так? И ты не пытаешься меня утешить?
Здесь вмешался Один:
– Я ведь говорил тебе, что ты можешь жить вполне самостоятельно. В подтверждение этому здесь твой Учитель, - Один выделил слово «твой», - какое-то время ты будешь учиться, а потом обоснуешься там, где захочешь. Николай тоже будет учиться, и больше твоего. Со временем вы, освободившись от учебы, будете работать, а свободным от работы временем сможете распоряжаться как захотите. А чтобы увидеться, не надо многого: достаточно захотеть и окажешься рядом, где бы ни находился нужный тебе человек.
Бен слушал внимательно Одина и, пока тот говорил, не проронил ни слова. Это было так не похоже на Бена, с его любопытством…
– Нам пора в путь, - снова заговорил Незнакомец.
Бен повернулся ко мне, мы обнялись. Слегка отстранив от себя Бена, я заговорил первым, чувствуя, что Бен не решается.
– Ну что ж, Бен, тебе надо идти. Так должно было случиться. Мне будет не хватать тебя. Но мы ещё увидимся. Обещаю, что найду тебя. А теперь… иди…
В глазах Бена стояли слёзы, губы его едва заметно подрагивали:
– Прощай, Ник, … до встречи…, - он повернулся ко мне спиной, Незнакомец, положив ему руку на плечо, привлёк к себе, и они исчезли.
Я стоял совершенно опустошённый. Во мне бушевала буря: меня разлучили с моим сыном… Бен стал мне родным, и никак иначе я не мог его назвать, только – мой сын!
Как долго я так стоял - не знаю, но даже не слышал, когда приходил за овощами торговец. Из состояния оцепенения меня вывел Один. Тронув за руку, он позвал меня в дом. Слепо повинуясь, я пошёл вслед за ним, ощущая жуткое одиночество. Мне казалось, что я всеми забыт и покинут.
<< На предыдущую страницу Читать далее >>
1 2.1 2.2 2.3 3.1 3.2 4.1 4.2 5.1 5.2 6.1 6.2 7.1 7.2 8 9.1 9.2 10.1 10.2 11.1 11.2 12.1 12.2 13.1 13.2 14 15.1 15.2 16.1 16.2 17 18